— Сам смотри, — один из андроидов пошевелился и показал рукой на практически чистую от обломков поверхность корабля: — Все крупные куски убраны, командир. Пусть Клён отдыхает, я одного верну, а вторым уберу мелочь, — сказав это он лихо, как футболист, пнул один из камней примерно метра полтора в поперечнике, и тот улетел куда-то вне пределов обзора.

— Действуй, — я снова повернулся к Жанне: — Ну, как он?

— Приходит в себя. Как Грей?

— Норм. Ещё час и он закончит. — в животе заурчало, и я сменил тему: — Поесть приготовишь?

— Сделаю, ты только мальчика не обижай, ладно?

— Да чего ему будет, — попробовал отшутиться я: — Здоровый же чертяка!

— Ему покой нужен. Обещаешь?

— Обещаю.

Она кивнула и начала пробираться из рубки, ну а я, в который раз, начал проигрывать на программном уровне процесс взлёта. И получалось у меня это дело хреново. Проблема была в том, что расположенные в носовой оконечности маневровые были зарыты в грунт планеты. Конечно, выкопать их особой проблемы не представляло — в конце концов под нос, я имею в виду под броневые плиты носа можно было подложить несколько камней, что бы маневровые не упирались в грунт, но при этом оставался вопрос синхронного замыкания контактов при убирании шасси. Жанна ни разу не сгущала краски — с торчащими шасси ни разогнаться, ни уйти на сверхскорость было нельзя, не говоря уже о том, чтобы уйти в прыжок. Не знаю, чем руководствовались инженеры, вводя такое ограничение — пустоте без разницы на форму твоего корабля, хоть фикус в бочке ставь на корпус — сопротивления то нет. Возможно они так пытались ограничить слишком резкие манёвры при взлёте или посадке. Не знаю, да и никто не знает. Все к этому ограничению давно привыкли и не обращали на него никакого внимания. Не обращал и я — до сего момента.

Следующий день Жанна объявила выходным, и мы провели его бездельно валяясь по своим каютам. Ну я-то точно. Разбираться как его провели остальные желания не было, так что я просто продрых, проигнорировав приглашения что на обед, что на ужин. Раз за разом я прокручивал на своём терминале процедуру взлёта и каждый раз неудачно. Под конец у меня даже возникла идея соорудить из камней подобие пандуса под брюхом, чтобы сразу убрать шасси и взлететь, но проклятая синхронизация сигналов не оставляла шансов. Да и объём работ как-то тоже оптимизма не вызывал.

— Итак, вы хорошо отдохнули и наверняка полны идей, — с преувеличенным оптимизмом в голосе обратился я к экипажу за завтраком: — Высказывайтесь.

— Лично я, кое-что, придумал, — первым высказался я, отодвигая от себя тарелку с овсянкой. Я овсянку терпеть не мог, несмотря на то, что она была щедро заправлена кусочками фруктов, и предпочёл ограничиться пакетом сока и куском ветчины.