Тут до него дошло: хотя эта энергия статична и пассивна, ему ничто не мешает поглощать ее в точности так, как рыба поглощает планктон. Едва Найл к этому приступил, природа энергии перестала быть нейтральной, а сделалась активной и положительной – что наполнило его живительной силой, осложнив тем самым дальнейшую релаксацию. Через секунду-другую (силы были явно неравны) пришлось отмежеваться от источника энергии.

Сидя меж двумя спутниками (от полученной энергии буквально распирало, было даже немного неловко), Найл решился на эксперимент. Он спустился с холма и снял возле озера одежду – к тревожному изумлению хамелеонов, решивших, что их новый друг не в своем уме, коли он вот так, по доброй воле, желает войти в загрязненную воду.

Найл забредал осторожно, сознавая, что мелкие белые организмы реагируют на исходящую от него жизненную энергию, как акулы на кровь. Вскоре тельца облепили его сплошным, жирным на ощупь слоем. Превозмогая отвращение, Найл терпеливо стоял, чувствуя, как паразиты норовят растворить плоть, и, если ничего не предпринять, сожрут его заживо минут за пятнадцать, а то и быстрее. Мигом представив себе мириады крохотных, жадно чмокающих зевов, он повернул медальон и сосредоточил волю.

Слой «сала» вмиг обратился в мутное облако вроде мельтешащей стаи мошки, а скорее, ненасытных пираний. Из-за скученности шевелиться им самим было невмоготу. Не ослабляя концентрации, Найл чувствовал, как тельца, не выдерживая собственного лихорадочного возбуждения, массово погибают.

Вода вокруг приобрела белесый цвет и загустела на манер клея. Хотя озеро, несомненно, очистится по мере того, как погибшие организмы постепенно осядут на дно, Найл не прочь был дождаться этого момента. Тем временем паразиты все возрастающим числом бросались поедать своих мертвых сородичей. Найл чувствовал, что с такой энергией ему не составит труда разделаться со всеми паразитами в озере. Только смысла в этом нет, ведь они берутся из какого-то стороннего источника, так что на место одних просто придут другие.

Выбираясь на берег, Найл обратил внимание, что кожа у него запунцовела, как от загара, – след несметных полчищ паразитов, что пытались пожрать его плоть и высосать жизненную энергию.

Медальон он поспешил перевернуть, чувствуя, что у хамелеонов действие этой вещи вызывает неудобство.

При его приближении старший провожатый поднялся. «Мы должны возвращаться», – сказал он.

Прошло несколько секунд, прежде чем Найл смекнул, что к нему обращаются не словами. Значение поступало из ума в ум напрямую. Припомнив сложность первых своих попыток установить связь, Найл понял, что в каком-то смысле и сам стал хамелеоном.