Вид образованного упавшими деревьями водопада завораживал. В этой переливчатой, искристой игре струй было нечто большее, чем просто отражение света. Через минуту-другую исчезли всякие сомнения, что от них исходит некая форма создаваемой светом энергии, которую поглощают элементалы, обретая через это в токе зеленоватой воды непрочное существование.

Хамелеоны (теперь их было видно полностью) начали разбирать плотину. Стоило оттащить древесные стволы, как вода с ревом устремилась по своему привычному руслу, а лужи через несколько минут не стало.

Но зачем вообще было этим созданиям перегораживать ручей?

Не иначе, гуманоиды хотели устроить себе бассейн, поплескаться. Вероятно, здешний народец так и норовит хоть чем-нибудь да насолить хамелеонам с их стремлением к созидательной гармонии. Как и в тех бурых животинках, в них живет эдакая вредная шкодливость. Найлу подумалось о жуках-бомбардирах с их страстью к огненным шутихам, и многое разъяснилось.

На протяжении утра они продолжали идти среди весьма разнообразного пейзажа: перелесков, невысоких холмов, извилистых ручьев. Найл впервые наблюдал осеннюю природу во всей ее красе, приправленной неповторимым запахом октября, и при виде листопада у него сладко замирало сердце. Из-за повышенной остроты восприятия казалось, что пейзаж с ним разговаривает и даже пытается донести до него свой сокровенный смысл. По крайней мере пару раз Найла вдруг охватывало непостижимое чувство, будто он уже каким-то образом знаком с тем, что сейчас видит.

Узнал он от хамелеонов и то, что почти в каждом дереве наличествует свой элементальный дух. Один молодой дуб источал такую жизненность, что Найл, остановившись, невольно залюбовался. Старшему из хамелеонов пришлось тронуть зеваку за руку, что лишь дало дополнительный эффект в восприятии. Стало видно, что на расстоянии локтя от коры ствол дерева окружен зеленоватой аурой, в то время как зелень самого дерева, кажущегося теперь прозрачным, стала куда более интенсивной. Пристальный взгляд в сердцевину этой энергии открыл вдруг, что в ней содержится живая форма, вибрирующая не совсем в резонанс с деревом. Более того, если присмотреться, то становилось видно лицо. При смене фокуса лицо исчезало, так что нельзя было с уверенностью сказать, есть ли оно на самом деле или, подобно силуэтам, время oт времени мелькающим в прихотливой игре языков костра, является не более чем плодом воображения.

Мгновение спустя существо внутри дерева словно осознало, что на него смотрят, и зыбкие очертания как будто упрочились, став тонким лицом с высокими скулами, длинным подбородком и полными жизни глазами. Некоторое время эти глаза вдумчиво смотрели на Найла. Затем существо растворилось, похоже, утратив интерес. Перед Найлом опять предстала лишь шершавая коричневая кора.