Копошимся, копошимся, копошимся.

Как ослепшие кроты, как хитиновые мерзкие медведки, что копают с каждым годом вглубь, вглубь.

К ядру.

Туда, где теплее.

На поверхности жизни нет.

Куда же пропал мой киномеханик снов?

Мне стоило заметить метаморфозы намного раньше.

Дурак я, дурак. Слепой старый дурень!

Звоночки были, да я прохлопал. Три дня назад он какой-то раздражённый с прогулки пришёл. Злой, чёрствый, грубый, хамоватый. Разговаривал резко, с вызовом, слушал неохотно, перебивал постоянно. Шумел и кашлял. Совсем изменился сновидец. Домашние поговаривали, что на радостях запил.

Только вот не верю я им.

Не может он запить на радостях. Да и какая радость? Понимаю, если бы с горя. Но какое горе? Почему молчит, стервец? Я же ему не чужой. Я же свой.

Мы с ним свои.

Бывало, вечером – перед сном – встретишься детали обговорить, подробности описать. И разговор часа на два затягиваешь специально. И ловишь себя на мысли, что как можно раньше стараешься с механиком встретиться, наговориться, надышаться его энергией и светом.

Так он все по два раз выслушает, переспросит – чтобы никакой ошибки – по три раза, потом мне всё по четыре раза повторит. Громко и с выражением

И тут нате.

Вот уже второй день не появляется. Пропал, провалился под землю – ещё глубже, исчез, растворился. В агентстве снов молчат. У них информация о каждом механике с первой секунды жизни и до настоящего момента копится, хранится, анализируется. Следаки хреновы. Если уж и они не знают, куда пропал мой друг, совсем, видимо, беда пришла в нашу жизнь. Без предупреждения и объявления. В агентстве суматоха – сами в поисках, сами в растерянности, ибо это не первый механик, который исчез. В приватном разговоре большой человек сверху пискнул о сотне.

Жалобно-жалобно так пискнул, слово мышка. Ибо и у него механик исчез одним прекрасным утром.

Синяки под глазами и трясущиеся лапки «мышки» мне сильно не понравились. Но не верить повода не было.

Через день механик пропал и у соседа.

Через три механик пропал у самого министра.