Я перевел взгляд на подкатившуюся к моей ноге отрубленную голову эльфа, лента в волосах которой стала черно-багровой от крови. Не надо было тебе свои леса покидать, выродок. И сам бы жив остался, и у меня шкура целее была бы.

— Живой? — Рядом со мной остановился здоровенный монах, двуручный меч в руках которого смотрелся на редкость неуместно.

— Ты, Арчи, никак, новую игрушку нашел? — закашлялся я и почувствовал во рту острый привкус крови и желчи. — По мою душу заявился?

— А она у тебя есть, душа-то? — Арчи скинул с головы капюшон и оглядел залитый кровью холл. — Давно, поди, дьяволу уже продал.

— В цене не сошлись. — Боль на миг отпустила, и я перекатился с бока на колени.

— Далеко собрался? — даже не попытался помочь мне здоровяк.

— Нет, уже нет… — Оставляя за собой кровавый след, я подполз к телу лежавшей навзничь Катарины, на долю которой пришлось никак не меньше четырех смертоносных заклятий. Без содрогания смотреть на нее теперь было невозможно, но, как ни удивительно, лицо совершенно не пострадало.

Усевшись рядом, я устроил ее голову у себя на коленях и погладил длинные черные волосы. В широко раскрытых глазах больше не было жизни, а тонкие губы приобрели блеклый оттенок воска.

— Прости и прощай.

А потом я прикоснулся к своему рассеченному плечу и провел окровавленными пальцами по мертвенно-бледным губам Катарины:

— Дадут тени, на том свете свидимся.

Молча топтавшийся рядом Арчи не выдержал и, приставив свой новый меч к стене, присел пол.

— Неужели ты ее до сих пор любишь? — Ухватив меня за подбородок, он заставил посмотреть себе в глаза.

— Люблю.

— Почему тогда пытался убить?

— Потому что не могу жить с ошейником на шее! — усмехнулся я и, почувствовав, что начинаю терять сознание, поспешил выговориться: — И подыхать не хотел, и вещью ее становиться не собирался. Но ты же должен знать, Арчи, кровавая горячка рано или поздно всех ломает. А я не хотел. Хотел быть равным. Хотел…

Поднявшийся с колен Арчи накинул мне на шею какой-то амулет на длинной серебряной цепочке, и сознание начало медленно проясняться, а в раны закололи длинные ледяные иглы.

— На третьем этаже три трупа. Все из окружения Берингтона, — подошел к Арчи спустившийся по лестнице монах, и гореть мне в аду, если донесшийся из-под капюшона голос не принадлежал старшине обозников Мартину.

— Выходит, никто не ушел, — удовлетворенно кивнул здоровяк и наклонился ко мне. — Ну что, страдалец, хочешь, мы тебе огненную тризну организуем? Сгоришь в очищающем пламени вместе с возлюбленной, да и воссоединитесь где-нибудь на небесах?