Ученик Шестирукого – возможно, последний ученик, учитывая возраст Скуны, – он косвенным образом воплотил свою мечту. Работа с людьми и хомобестиями, мастерами рукопашной. Накопление архивов боевого опыта. Не в силах достойно применять, он фиксировал и комбинировал, составляя инстант-образы.

Наложение требует искусности. Не все совместимо. Предложи могучему толстяку гарпическую манеру драться – и толстяк порвет сухожилия. Со временем Бертран научился безошибочно определять виды совместимости. В изяществе «подсадки» ему не было равных, если, конечно, не считать Шестирукого.

– Собирайся, – однажды велел Скуна. – Мы едем в столицу. Ты сопровождаешь меня. Присматривайся, мальчик. Еще год, и ты сдашь экстерном бакалавратуру. А там – университет. Степень магистра ждет тебя. Ты рад?

– Я рад, – поклонился Бертран.

Он радовался другому. Великий, обожаемый, ненавистный дед – в столице. И, кажется, внук из провинции все же сумеет утереть деду нос…

* * *

– Я хотел, как на Гаджамаде, – Бертран глядел в пол. – Я знаю, как там. Мне рассказывали. Скромность, говорят они. Великий воин выглядит безобидней мотылька! Я и подумал: кто выглядит безобидней покойника? В трансе все объекты убивали своего врага. А сами оставались живы. Моя победа выглядела безобиднейшей на свете…

Он шмыгнул носом, став похож на нашкодившего щенка. Вместе с этим в Бертране проявилось странное достоинство. Такое иногда возникает у преступника, который взошел на эшафот и наконец сообразил, что петля – не шутка, и не абстракция.

– Скромность, – повторил капитан, накручивая на палец рыжую прядь волос. – Нет, малыш. Тут ты дал маху. Гордыня…

– Я!.. – вскинулся юный гипнот. – Неправда!..

И умолк.

– Я не о твоей гордыне, – Штернблад-старший взял бутыль «Простака», потряс, вслушиваясь в бульканье, но наливать не стал. – Хотя это отдельная тема для разговора. Я о гордыне твоих… э-э… объектов. Они, знаешь ли, аж лопались от гордости. Трудная победа над врагом-виртуозом! Доминго, Мартин, гвардеец… Даже гарпия. Ты растопил и ее лед. Проклятье, ты взлелеял их гордыню, бросил в землю ядовитое семя, и теперь читаешь мне лекцию о скромности? На Гаджамаде еще говорят: уважение! Где твое уважение, малыш? Думаю, ты презирал их.

За окном копились сумерки. Рассказ Бертрана занял много времени. После него капитан поведал Скуне о драке на мосту, драке на крыше, драке в переулке и драке в темном углу. Судя по тому, как нервничал юноша, этим его подвиги не исчерпывались.

Но дед не стал уточнять, а внук держал язык за зубами.

– Меня ты оставил на закуску. Взгляни я тебе в глаза, и ты бы позже вернулся к учителю, доложив, что не застал меня дома. Кого ты припас для дедушки, малыш? Леонида? Минотавра?