– Сдохнешь ты, – подтвердил Лоет.

– Об этом я и говорю. Поэтому мадемуазель Лоет неприкосновенна, и к ней никто не посмеет притронуться. Считайте, девочка под моей личной защитой.

– Я должен видеть ее ежедневно, Тина будет носить свою одежду. Одежда должна быть целой, как и моя дочь, – отчеканил Вэй. – Мои люди принесут ее вещи. Если на девочке появятся тряпки с чужого плеча, я буду подозревать тебя в вероломстве и причинении вреда моей дочери. Тина будет передвигаться свободно, никаких веревок. Находиться на палубе столько, сколько посчитает нужным. Если мне ее покажут и снова уберут, я буду подозревать тебя в вероломстве и причинении вреда моей дочери. Любая рана, ссадина, заплаканное лицо, синяки под глазами – я буду подозревать тебя в вероломстве и причинении вреда моей дочери. Если Тина хоть один день не появится на палубе, я буду подозревать тебя в вероломстве и причинении вреда моей дочери. И если у меня появятся такие подозрения, молись дьяволу, Урсус Ржавый, потому что за свою кровь я выжму тебя до последней капли. И не вздумай верить в то, что ты умен и изворотлив, потому что я сумею разуверить тебя в этом. – Лоет поднялся на ноги. – И еще. Ты должен знать, что врагов у тебя отныне вся моя команда, потому что каждый из моих парней готов перегрызть тебе глотку, Тина их любимица. Ах да, еще. К берегам Горастана тебе также не стоит приближаться, ты враг императорского дома. Ты все еще хочешь отправиться за сокровищами, удерживая мою дочь?

– Пожалуй, рискну, – сухо ответил пират.

– Твое право, – не менее сухо сказал Вэйлр. – Свои условия я огласил. Любое нарушение – и поводок, удерживающий меня, исчезнет. Отправляемся через два часа, время пошло.

Он развернулся и направился к выходу. Двое матросов и кок последовали за своим капитаном, продолжая удерживать в поле зрения пиратов с «Зари». Ржавый передернул плечами, ощутив тяжесть трех взглядов. Затем посмотрел в окно, проследил, как уходит Лоет со своими людьми, и потер подбородок.

– Любопытно, – произнес он задумчиво. – В итоге условия были выставлены мне, и ощущение, что меня отшлепали и оттаскали за уши, слишком стойкое, чтобы его не замечать. Действительно, Стальной Вэй. Однако время покажет, кто будет плясать на костях мертвеца. Убить вас, господин Лоет, будет для меня честью. Уходим. Через два часа у нас выход в море. – Он поднялся на ноги и направился на выход из трактира.

Четверо мужчин в молчании возвращались на «Счастливчик». Лоету было боязно не то что сказать слово, но даже взглянуть на него. Плотно сжатые губы выдавали внутреннее напряжение капитана, на лице застыла каменная маска, и только желваки, яростно двигающиеся под кожей, показывали, насколько Вэй взбешен. Уже поднявшись на борт, капитан обернулся к Самелю и отчеканил: