Милли ответила не сразу:

– Интересно, у всех его коллег такие штуковины? Вряд ли у тех, кого вы арестовали на Четырнадцатой улице, были рубцы под ключицей.

Бэкка притихла.

– Страшные у тебя мысли. Если честно, я сомневаюсь. При задержании они прошли стандартную проверку металлоискателями и металлодетекторами. Впрочем, я позвоню и выясню, что в регистрационных ведомостях попало в «особые приметы».

– Может, те люди знают недостаточно, чтобы заслужить имплантат. Может, имплантаты ставят только высшим эшелонам.

– Знающим нечто, сто́ящее предательства?

– Знающим, кто их босс.

Милли считала, что может назвать его имя.

20. «Да, она голая»

20. «Да, она голая»

Дэви проснулся в шесть тридцать, надел халат и выглянул в коридор. За восточным окном в конце коридора светлело. «Значит, сейчас утро, а не вечер». Дэви проспал тринадцать часов кряду. В животе заурчало, и Дэви вспомнил, что не ужинал.

Спустившись к завтраку, он увидел Гиацинту в той же одежде, что в Нигерии, – в брюках цвета хаки, футболке-поло и фоторепортерском жилете.

Гиацинта глянула на Дэви и вскинула брови:

– Какие мы нарядные! Куда, по-твоему, мы собрались? На танцы?

Дэви надел брюки цвета хаки, крахмальную белую сорочку и солнечные очки, которые поднял на макушку. Проигнорировав ее, он подошел к сервировочному столику. Запах бекона сводил с ума и интересовал куда больше замечаний Гиацинты.

– Как же ты сохранишь свою девичью фигурку? – спросила Гиацинта, глядя, как он накладывает полную тарелку еды.

– Я не ужинал.

На тарелке у Гиацинты лежало одно яйцо пашот и тост без начинки.

– Да, я в курсе. А в чем дело?

– В усталости, – пожал плечами Дэви. – В Нигерии.