– Сайра? – спросил постовой. – Это банок шесть надо.

– Горбуша, три банки. Армейская тушенка.

– Это дело! – оживился рыжий.

– Все. Давай городской номер.

– За городской добавить надо, – почтительно сказал рыжий.

Наличие армейской тушенки вызвало у постового неподдельное уважение.

– Галеты. Четыре штуки.

– Маловато, отец.

– Торговаться не надо.

На простоватом круглом лице старшего отразилась мучительная борьба. Синклер не сводил с него взгляда. С одной стороны, путник продолжал дерзить. С другой стороны, дерзить в ответ почему-то не хотелось. С третьей стороны, двое других постовых уже начали смотреть с недоумением – что это ты, мол, с ним церемонишься.

«У Горбача и Сереги нет такого чутья – на тех, кого злить не стоит», – подумал рыжий постовой. Что-то подсказывало ему – будь на месте старшего Горбач или Серега, все трое уже потихоньку сплавлялись бы по Скалбе со свинцом в различных частях тела.

– Нравишься ты мне, отец! Вот другого кого не пустил бы, а ты прям на душу лег! – воодушевленно сказал старший поста. – И говоришь по делу! Сказал – отрубил. Давай, мужик, ступай куда надо, мы возраст уважаем!

«Решил свести все на анекдотики и уважение к старшим, чтобы авторитет среди команды не потерять. И деликатно сделал вид, что забыл про шмон. Молодец. Может, и не догадается. Может, и выживет», – подумал Синклер.

Расплатившись, Синклер затянул свой вещмешок, выразительно посмотрел на троих постовых. Рыжий улыбнулся, двое других смотрели как бараны. Коротко кивнув, он развернулся и пошел дальше по мосту. Висельник болтался по-прежнему безучастно.

Дождь полил сильнее. Синклер плотнее укутался и ускорил шаг.

– Но просто жаль. Об эту шваль. Разбить хрусталь. Хрусталь, – проговорил он.

Коренастая фигура медленно теряла очертания в облаке водяной взвеси и хмуром подмосковном тумане.

Рыжий любовно смотрел на большую банку настоящей армейской тушенки. Капельки весело и звонко стучали по блестящей поверхности. Двое других тянули руки – хотели потрогать. Рыжий дал одному подзатыльник, другого пнул в голень. Первый с удивлением отшатнулся, второй запрыгал на одной ноге, подвывая и матерясь.

– Руки прочь от дамы, сучата, – сказал он. – Чего глазами сверкаете, олухи сраные? У вас сколько нашивок?

– Одна, – пробормотал один.