Тут и выяснилось, что Тибор, закаленный в боях ветеран, панически боится воды. Естественно, с помощью остальных он в ней и оказался. Тибор, когда его волокли в озеро, орал и брыкался так, будто его приговорили к кастрации и теперь несли на исполнение приговора. Вырваться ему не удалось, и воду он покидал с такой скоростью и с таким выражением лица, как будто бы его бросили в купель с концентрированной соляной кислотой.

Я старался вести себя сдержанно, что более подобает моему нынешнему положению, но все же не выдержал, когда Тибор обхватил ствол дерева с такой силой, что его не смогли оторвать вчетвером. При этом он ругался так громко и так виртуозно, сверкая налитыми бешенством глазами, что от хохота упали все. Невозмутимыми оставались только Горднер, чистящий один из своих пистолетов, да оба наших проводника, что-то готовивших себе на отдельном костре.

А потом нас ждала уха. Самая настоящая уха, приготовленная Крижоном, выросшим на берегах Сотры и понимающим в этом толк.

Ночью мне приснилась Милана. Я все пытался похвастаться своей шпагой, но она только печально смотрела на меня, и глаза ее были полны слез. Утром я проснулся в самом плохом настроении и долго не мог понять, чем это вызвано, пока не вспомнил о своем сне.

Прошло пара часов после дневного привала, и я полусонный болтался в седле, когда внезапно один из проводников, тот самый Кирст, резко выкинул вверх руку с растопыренными пальцами. Это был сигнал опасности или предельного внимания, и сон как рукой сняло. Большой палец автоматически вздернул курок пистолета, того, с которым я выехал еще из Дертогена и который неоднократно мне уже помогал. Тяжелая бандура, вот только привык я к нему, да и не задерживаются что-то у меня другие. Я внимательно посмотрел в сторону предполагаемой опасности, но не смог разглядеть ничего подозрительного. Небольшой перелесок своим дальним краем упирался в холм с плоской вершиной. Заросли кустарника, спускающиеся в низину, на дне которой трава была значительно ярче. Несомненно, там протекает ручей. Что же могло насторожить наших проводников? Мы растянулись неширокой дугой, лелея в руках приготовленные к стрельбе стволы.

Первый труп мы обнаружили рядом с рощицей. Человек из племени севелугов лежал на траве, и лица у него не было. Не стало его в результате мощного удара, кроме того, поработала местная лесная живность. Зрелище не из приятных, тем не менее один из проводников соскочил с коня и принялся внимательно его разглядывать, переворачивая с боку на бок. Затем обратился к своему напарнику на родном языке. Кирст переспросил его, дождался ответа и сказал Горднеру на ломаном общеимперском: