Вед низко поклонился, не обращая внимания на то, что Халиб смотрит в другую сторону. Оставаясь в таком положении, он заметил:

— Как жаль, что мы должны скрывать наш блестящий ум так же тщательно, как мы развиваем свою скромность.

Халиб продолжал любоваться городом.

— Хорошо, что при рождении я не был наделен совестью, — сказал он. — Может ли человек жить, имея две совести? Позволяю удалиться, управляющий Вед.

Все еще не разгибая спины, Вед попятился с балкона в библиотеку и таким манером проделал весь путь до потайной двери. Всю дорогу он качал головой и подозрительно пофыркивал.

В другой, отдаленной части Коллегиума с лица Лэннета сняли последнюю повязку. Нэн Бахальт сказала ему:

— Теперь можешь открыть глаза. Все позади.

Лэннет замер в нерешительности:

— Все в порядке? Я…

Нэн негромко и радостно засмеялась:

— Ты — что? Вновь капитан Лэннет, как всегда красивый? Конечно. Я потребовала с них обещание, что это будет именно так.

Лэннет улыбнулся, открыл глаза — и немедленно заморгал. Его рука нащупала старый, знакомый шрам на лбу, начинавшийся над правым глазом и тянувшийся через левый. Кончиком пальца Лэннет провел по шраму через скулу и дальше вниз, к челюсти.

— Очень чувствительный, — пожаловался Лэннет. Теперь он улыбался так, словно хотел проверить, как работают лицевые мускулы. — Соберись с мыслями. Или я — Лэннет, или я красивый. То и другое сразу ты получить не сможешь.

Нэн одарила его легким быстрым поцелуем. Затем, едва не касаясь губами его лица, она шепнула:

— Смогу. Уже получила.

— Дай мне зеркало.

Нэн повернулась к маленькому шкафчику с выдвижными ящиками. Помимо кровати и стула, это была единственная мебель в комнате. Дневной свет, сочившийся сквозь прозрачный потолок, и осветительные трубки на стенах придавали обстановке скучный и чисто функциональный вид. Нэн потребовалось лишь несколько секунд, чтобы найти в одном из ящиков маленькое квадратное зеркальце и протянуть его Лэннету. Но за эти мгновения Лэннет успел полностью изучить обстановку в помещении. Не то чтобы он не мог это сделать за время своего пребывания в госпитале. Все оставалось точно таким же, как и при его появлении здесь. Помещение было настолько безликим, что было ясно — оно специально спланировано с этой целью.

Мысль о побеге отсюда была связана с целой кучей забот. Конечно, было бы чудесно уйти из этого здания, которое было ничуть не лучше тюрьмы. Однако вернуться к Стрелкам — это означало лгать всем, кого он знает или когда-либо встретит, мужчинам и женщинам, которые ценили его честность так же высоко, как он сам. Но какой выбор был у него?