Апотекарий осторожно прощупал шрам на теле.

— Прекрасно заживает. Арриан владеет клинком так же, как я владею скальпелем. Будь ты свободен, ты мог бы снова ходить. Впрочем, со временем, возможно, у тебя появится такая возможность. После того, как мы придем к своего рода соглашению.

Фабий повернулся ко второй секционной плите, где лежал доспех, взял багровую пластину брони и провел пальцем по стихотворным строфам, выгравированным на ее поверхности. Язык, на котором они были созданы, оказался столь же архаичен, как и стиль письма.

— Это такая умышленная стилизация, или литература настолько деградировала, что это лучшее, на что вы способны? — проворчал он.

Восстание против Терры нанесло непоправимый ущерб не только инфраструктуре зарождающейся империи, но и ее общественной жизни и культуре. Блеющее стадо Лоргара разграбило и сожгло миллион хранилищ знаний без особой на то причины, просто со злости. Хорус хотя бы расхищал великие окулярии и архивы в поисках сокровенного, пусть потом все равно сжигал их. Эти же как будто стремились не просто свергнуть тирана, но еще перевернуть основы самой цивилизации, — и ради чего? Власти. Контроля.

— Примитивизм, — буркнул он, все еще разглядывая стихотворение. — Похоже, в конце концов остались только дети, способные лишь на подражание тем, кто был до них. — Он посмотрел на своего гостя. — Значит, вот кто ты такой? Юный дикарь, выросший на историях о золотом веке, который в действительности никогда не существовал, кроме как в воспоминаниях летописцев и речах библиариев?

Астартес ничего не сказал, поскольку пребывал без сознания. На самом деле, однако, он бодрствовал уже какое-то время и сейчас просто выжидал, вероятно, в надежде выбраться на волю. Фабий отложил элемент доспеха.

— Отсюда нет спасения, брат. Быть может, тебе удастся сбежать из моей лаборатории или даже с этой палубы, но не дальше.

Ответа не последовало, и Фабий вздохнул.

— Я знаю, что ты не спишь. Мои датчики зафиксировали всплеск твоего сердечного ритма, когда я взял эту деталь. — Старший апотекарий постучал по багровым латам. — Уверяю, не стоило воспринимать мою критику твоих неуклюжих попыток поэзии так близко к сердцу. — Он нахмурился. — Тебя ведь зовут Касра, верно? Так написано на твоих доспехах. — Байл подождал минуту, а затем продолжил: — Ты еще жив, Касра. Уверен, тебя это беспокоит, ведь ничего хорошего это не сулит. И это правда — но в твоих же интересах облегчить свою участь. Позволь говорить откровенно. Станешь сотрудничать, и я гарантирую быструю и относительно безболезненную смерть. Вздумаешь упрямствовать, и тебя ждут неописуемые мучения, которые будут становиться только невыносимее. Все просто. Чем больше ты сопротивляешься, тем больнее будет.