— Генетический корабль? — прошипела Савона. — И это все, ради чего мы прибыли сюда?

Фабий взглянул на нее.

— Да, это в буквальном смысле все, женщина. Это шанс продолжить существование в лучшем качестве, чем генно-модифицированные монстры или обезумевшие отродья. Даже мои способности не безграничны, а это обеспечит выживание легиона в будущем.

— На это первый лорд-командующий и рассчитывает, — вмешался Палос. — Говорят, на его борту находится десятина генетического семени, которая может посоперничать с запасами в хранилищах Терры. — Он бросил взгляд на Диомата и уже как будто собирался что-то сказать, но потом передумал, видя, что дредноут игнорирует его.

— Не совсем, но близко к тому. В ранние дни Великого крестового похода наш генофонд был одним из самых надежных, а также входил в число крупнейших. Прогеноиды развивались быстро и переносили транспортировку легче, чем другие. Если бы не заболевание, потеря судна была бы едва заметна. Но, увы, это обернулось катастрофой.

Датчик запеленговал сигнал радиомаяка, и Фабий постучал по дисплею на наручах, вызывая нечеткую гололитическую карту. У самой ее границы мигала точка.

— Вот. Он все еще передает сигнал, как я и надеялся. Хотя, может, и не корабль, а что-то другое. Фоновое излучение затрудняет составление более точной сенсорной картины, но теперь, по крайней мере, у нас есть общее направление.

Он обернулся и позвал:

— Саккара, твой черед.

Несущий Слово растолкал толпу мутантов, звеня бутылями с демонами.

— У вас есть сигнал? — спросил он.

— Конечно.

— Превосходно. — Саккара отцепил один флакон и тихо забормотал, ведя по нему пальцем, очевидно, чтобы задобрить пленника внутри. Когда дьяволист приблизился к Фабию, демоны в его сосудах возбудились.

— Они ненавидят тебя, Фабий, — заметил Палос. — Демоны. Никогда не слышал, чтобы они так шумели. Обычно они хихикают или шепчут.

— Почему они не реагируют на нас так же? — поинтересовалась Савона.

— Нерожденные суть воплощение историй, — начал Саккара, поднимая флакон выше. Бесформенная тварь внутри колотила по стенкам своей тюрьмы. — Историй об убийствах и страхе, отчаянии и надежде. Невоздержанности и жестокости. Они — предостережения и воздания, которым придала форму наша вера. Они такие, какими их делаем мы сами. — Он посмотрел на Фабия. — Он же наделяет их… ничем. Он отвергает их концепцию, отрицает истории, стоящие за ними. И это их бесит до глубины естества.

Байл улыбнулся:

— И так будет всегда. Я не настроен подыгрывать таким ленивым паразитам. Если им нужна моя вера, им придется показать мне что-нибудь получше них.