– Я буду говорить непосредственно со следящим за вами калебаном.

– С моим… кем?

Это выглядело так наивно, что Макки только презрительно фыркнул в ответ, а потом подался вперед.

– Я обращусь к Аричу. Смотри, чтобы он получил мое сообщение без купюр и искажений.

Глаза Хэвви остекленели. Он мелко задрожал.

Макки ощутил легкое щекотание, вызванное попыткой калебана проникнуть и в его сознание, но стряхнул с себя это наваждение.

– Нет! Я буду открыто говорить через твоего агента. Следи за моей речью внимательно, Арич. Те, кто сотворил этот досадийский кошмар, не смогут далеко уйти, они не смогут быстро скрыться, и их бегство будет недолгим. Если ты хочешь, чтобы все говачины вселенной стали объектом насилия, то ты действуешь правильно. Другие, включая БюСаб, тоже применят массовое насилие, если вы вздумаете обратить свою силу против них. Это неприятная мысль. Но если вы нарушите верность своим собственным законам, верность святости отношений между легумом и клиентом, то ваш позор станет достоянием гласности. Кровавую цену придется платить всем – невинным говачинам и тем, чей правовой статус только предстоит определить.

Хэвви недоуменно поднял брови:

– Позор?

– Они хотят без следа уничтожить Досади.

Хэвви вжался в спинку стула и горящим взглядом уставился на Макки:

– Вы лжете.

– Даже ты, Хэвви, способен распознать правду. Я освобожу тебя и пропущу через линию фронта. Ты вернешься к Брою. Расскажи ему то, что узнал от меня.

– Это ложь! Вы…

– Спроси сам у Арича, ложь это или нет.

Хэвви не стал спрашивать, кто такой Арич. Он встал со стула:

– Я спрошу.

– Скажи Брою, что в нашем распоряжении меньше шестидесяти часов. Они не дадут бежать никому из нас, кто может сопротивляться стиранию памяти.

– Нас?

Макки кивнул, подумав, что и он тоже теперь досадиец. Вслух он сказал: