— Гениально, — сказал Алекс, — без шуток. Проколов в логике не наблюдается. А при чем тут честь?
— Как это при чем? Слово, которое ты дал, надо держать независимо от того, выгодно тебе это или нет. Взаимоотношений «человек-государство» это тоже касается, иначе они очень быстро станут рабовладельческими.
— То есть ты хочешь сказать, что демократия от монархии в принципе ничем не отличается? — спросил Виктор.
— Именно. Уже лет тысячу. Выбирают всегда того, в кого вложили больше денег. А тип государства от этого не зависит. Так что при монархии кровавый тиран получает свой пост по наследству, а при демократии его же выбирают пылающие энтузиазмом граждане.
— М-мм, ну да, в общем так и есть.
— Ясно, что все государства — это гибрид первого и второго типов, все дело в соотношении. И работать лучше всего на корпорацию, которая ближе ко второму типу.
— А как же любовь к родине?
Ребята хмыкнули.
— На Этне слово «любовь» означает примерно то же, что «законный брак», — пояснил я, — но знаешь, мне понравилось слово «доверие», которое ты тут недавно ввел в оборот. Введи еще «любовь» и «дружбу» в их первоначальном значении. Так вот, чем больше разговоров о любви к родине, тем ближе государство к первому типу. Чувства — это личное дело каждого, никого не касается. Так что воспитание «любви к родине» — это вспомогательный элемент тотального контроля. Так же как вера в бога или богов, в историческое предназначение, в избранность по любому параметру.
— М-мм, — задумчиво промычал Виктор, — ты не прав, но сейчас я не могу сказать почему. Мне надо подумать.
— Ладно, — согласился я миролюбиво, — подумай.
Лео посмотрел на мои часы: пока мы не выйдем к людям, будем жить по ним.
— Намек понят, — вздохнул я, — отбой по гарнизону.
— Угу, — согласился Лео, — Виктор, ты первый, до одиннадцати.
Виктор просиял: вчера Лео еще не доверил ему пост.
— Сегодня собака моя, — сказал я, направляясь к девчонкам, чтобы загнать их спать в палатку.
— Ладно, — согласился Лео.
— А завтра я, — заявил Алекс.
Лео кивнул.
— Энрик, ты будишь Гвидо.