— Да, босс, — хихикнула она.

Человек на кровати давился и корчился, а подошвы на пороге молчали.

Мы занялись делом. Когда я вынул кляп у нашего пленного, он проорал что-то на неизвестном языке, брызгая слюной, и попытался укусить меня за палец, когда я сунул кляп обратно. На полке была примитивная рация — она со скрежетом вещала на том же языке. Наружная разведка Анжелины была гораздо продуктивнее моей — она подъехала к дверям в невероятно уродливом экипаже, напоминавшем багровую пластмассовую поцарапанную ванну, втиснутую между четырьмя парами колес. Машина пыхтела и шипела, когда я вылез ее посмотреть.

— Ею очень легко управлять, — продемонстрировала Анжелина свою осведомленность в технике. — Заводится от одного выключателя. И две ручки, каждая управляет колесами на своей стороне. Вперед — прибавлять скорость, назад — тормозить.

— А посередине — средний ход, — продемонстрировал я свою осведомленность, а заодно и свой скверный характер. — Этот крытый свинцом бугор сзади — наверное, ядерный реактор. Радиоактивный стержень нагревает жидкость, здесь теплообменник, в каждом колесе — мотор. Коряво, неуклюже, зато практично. Куда же мы поедем?

— Вон там через возделанное поле идет дорога или колея. И, если мне не изменяет память — ты меня, безусловно, поправишь, — как раз в той стороне ты засек радиосигналы.

Я игнорировал этот легкий выпад в целях эмансипации. Тем более что она была права, это вскоре подтвердила «ищейка».

— Тогда поехали, — сказал я, снова беря бразды правления.

— Убить пленного? — с надеждой спросила она.

— Спасибо, не надо. Возьму его одежду, моя совсем изодралась. А если сломать рацию, ему трудно будет сообщить о нашем появлении. Кляп и веревки он разжует через пару часов, так что похороны товарища можем оставить на него. Мы нажмем на газ и будем далеко.

Мой авторитет слегка подрывало то, что я все время почесывал солнечные ожоги под драной рубашкой. Пока Анжелина расправлялась с рацией, я снова намазался кремом. Несколько минут спустя мы тряслись по наезженной колее, что вилась по плоскогорью.

Здесь, на высоте, туман рассеялся, но смотреть было особенно не на что. Угрюмая местность, изрезанная оврагами, которые отводили вниз воду от частых дождей, а заодно уносили остатки почвы. Редкая растительность жалась к скалам. Мы проехали несколько развилок, но «ищейка» вела нас верным путем. Твердые сиденья из перевернутых ведер были страшно неудобные, и я с облегчением встретил закат — но вслух, конечно, этого не сказал — и свернул на ночь к ощетинившейся камнем горе.