– Вот и покажи, а мы оценим.

– Оставь, Ефим! – буркнул бородач. – Некогда нам иконами любоваться. Дело делай.

– Так, может, это не он – ожидаемый рунник. Да и молод больно.

– Сказано – гасить всех под второй десяток, значит, будем гасить. Тебе сколько годков, малый?

– Восемнадцать.

– Вот, то, что надо. Сполняй волю Хриса.

– Сам-то что ж?

Глаза бородача налились чернотой, метнули молнии.

Его спутник передернул плечами, выдавил бледный смешок.

– Ладно, ладно, не дави на психику, я пошутил. – Он поднял перед собой руку с перстнем. – Да придет Тот, Чье Имя Будет Произнесено!

– Что вам надо? – хотел еще раз спросить Ростислав, но опоздал.

Перстень на пальце молодого спутника бородача налился фиолетово-сиреневым сиянием и метнул в монашеского воспитанника неяркий шарик света.

Ростислав отшатнулся, но шарик вильнул, вонзился ему в грудь, и Ростислав почувствовал ледяной удар, застыл, парализованный, оглохший и ослепший.

Бородач повернулся к нему спиной, двинулся к дороге, разгребая сапогами снег. На дороге появилась машина – серая «Мазда-6», остановилась у бордюра.

Бородач достиг машины, открыл заднюю дверцу, оглянулся.

– Чего стоишь?

Молодой человек в куртке наставил на застывшего с открытым ртом Ростислава палец:

– Пу!

Словно дождавшись этого слова, иконописец мягко завалился лицом в снег, раскинув руки.