— Мне он тоже нравится, — кивнул Кларк, не покривив душой, и посмотрел на часы: Арчибальд обещал уладить дела, разузнать все, что можно, и вернуться к десяти.

Триммер допил пиво и вытер губы.

— Он парень видный, и мне жаль, что Лотта раньше повстречала тебя. Тебя я не знаю, — Юлиус шевельнул рукой, словно извиняясь, — хотя против ничего не имею. Если Лотта выбрала, значит, достоин. Правда… — Старик посмотрел сквозь стакан на свет, — любят иногда и не за достоинства…

Кларк промолчал.

Хозяин включил телевизор. Шла передача «Женщины и быт». Сначала президент, сверкая улыбкой, сделал несколько комплиментов очередной «Мисс Америка», потом, прерываемая рекламой спичек, электрозажигалок, кофемолок, термоплит, электронных кухонь, началась рок-вакханалия, перемежаемая, в свою очередь, профессиональными советами женщинам, вложенными в уста популярной киноактрисы Фей Даноуэй, как и из чего приготовить завтрак, обед и ужин.

Триммер послушал с минуту весь этот винегрет, выругался и выключил телевизор.

— Женщины, — пробурчал он. — Для быта, для семьи, для политики — все вранье! По мнению моего бывшего друга, прокурора Монтесквью, женщины создают в коллективе атмосферу сексуальной озабоченности, именно поэтому их не следует вводить в мужские коллективы.

— Дон, — позвала из кухни Шарлотта, — помоги.

Триммер сморщил лицо в улыбке.

— Иди, иди… Надоело, наверное, слушать мое брюзжание.

Кларк запротестовал, но старик махнул рукой.

— Не трать слов, я привык. Вижу, ты молчун, значит, умеешь сдерживать порывы. И все же нельзя ли было сделать иначе — не ломать этот ваш «скорпион»?

Кларк встал.

— Да я уже и сам не знаю. Погиб мой друг… и с ним еще трое, не лучшие из людей… Хотя имею ли я право судить других? Не знаю…

Юлиус кивнул, глаза его закрылись — старик задремал.

Дональд на цыпочках пошел на кухню, где его встретили объятия Шарлотты.

— Сколько можно говорить о политике? — шепнула она, целуя его в подбородок. — Юлиус способен заговорить любого, политика — его конек.

— Но он действительно много знает.

Кларк обнял девушку с такой силой, что она ойкнула, засмеялась.

— Раздавишь!..