— Я тебя усыплю, проснешься свежим как сквозняк.

Через секунду они снова целовались…

Уже под утро Кристина сказала сонным голосом:

— Можно я у тебя поживу? Не хочу возвращаться в общежитие… боюсь. Не прогонишь?

И он ответил не то, что хотел:

— Не бойся, никто тебя больше не тронет.

ИЗМЕНЕНИЕ СОСТОЯНИЯ СИСТЕМЫ

ИЗМЕНЕНИЕ СОСТОЯНИЯ СИСТЕМЫ

Кудрявого Жоржа Матвей отыскал вечером в общежитии на Университетской, бывшей Шверника, куда проник под видом студента. Но прежде он выяснил, что фамилия Жоржа Синявский и что отец его — зампредседателя Центробанка. После этого стали понятны амбиции кудрявого красавца, привыкшего ко всем благам цивилизации, культивирующего закон вседозволенности и поступившего в университет по звонку из «черно-белого дома» — здания правительства на Краснопресненской набережной.

Жорж веселился в компании пятикурсников на восьмом этаже, Матвей насчитал в комнате шестерых интеллигентов, двух мордоворотов — тех же «качков», которые встретили его у филфака, и четырех девиц, дымивших сигаретами «Мор». Устроились все, кто где мог: на двух кроватях, на диване и даже на тумбочках. На столе стояла бутылка «Абсолюта», ликер «Амаретто» и пиво, в качестве закуски — консервированная ветчина, колбаса и яблоки.

На вошедшего никто не обратил внимания, и Матвей, найдя в дыму ораторствующего, по обыкновению, Жоржа, пошел прямо к нему. Сказал, приятно улыбаясь:

— Узнаешь, красавчик?

Сидевшие рядом с Синявским девицы оторопело уставились на гостя, шум в комнате постепенно стих.

— Что еще за чучело? — лениво поинтересовался парень в рубашке нараспашку, демонстрируя волосатую грудь. — Чего ему надо?

— Схлопотать по фейсу, — отозвался Жорж, ставя стакан. — Феня, разберись с бобиком, сам к нам пришел.

Один из бугаев — телохранителей Жоржа стал подниматься, но Матвей ласково усадил его обратно легким с виду тычком пальцев в грудь, от которого «качок» тем не менее задохнулся и не сразу пришел в себя.

— Почеши спину, малыш. — Следующим движением Матвей врезал Жоржу тыльной стороной ладони по щеке, где еще виднелся синяк прошлой пощечины, так что тот слетел с дивана, взвыв от боли. — Еще раз позволишь — даже не гнусное предложение, упаси Господь! — а хотя бы косой взгляд в сторону нашей общей знакомой — покалечу! Усек, говнюк?

— Ах ты мерза… — вскочил второй громила… и сел с удивлением на лице, пропустив незаметный мгновенный выпад Матвея. Остальные ничего не поняли, взирая на происходящее сквозь дым.

— Ясно, — кивнул будущий филолог с волосатой грудью, — снова вумен вульгарис. Наш Жоржик где-то позарился на чужую юницу.