– Какой такой храм, касатик? – Глаза старухи заледенели, улыбка сползла с губ. – Откуда ты знаешь про храм?

Заев понял, что проговорился, но отступать не стал.

– Так есть или нет? Говорят, он где-то здесь стоит. Может, покажешь?

– Может, и покажу. А кто говорит, что здесь стоит храм?

– Не твое дело. Показывай дорогу.

– А не боишься?

– Вот еще, – подбоченился капитан, – тебя-то? Веди!

Голова слегка закружилась, когда он шагнул вслед за оглядывающейся старухой, мелькнула и пропала мысль связаться по рации с Мухиным, на душе стало отчего-то весело и приятно, будто от стакана водки, мир вокруг перестал быть темным, как бы раздвинулся, деревья отступили, впереди появилась удивительно ровная поляна, посреди которой остановилась старуха.

– Иди сюда, касатик, сейчас и храм увидишь. Скажи только, кто тебе сказывал про него?

– Леший, – засмеялся Заев. – По совместительству работает подполковником службы безопасности. Ну, где твой храм?

Заев, улыбаясь от переполнявшей душу беспричинной радости, подошел к старухе, протянул руку, собираясь ущипнуть ее за руку, и вдруг почувствовал, что проваливается в холодную густую зеленую жижу. Хотел крикнуть и не успел.

Старуха постояла в задумчивости на краю твани, как тут называли болотную трясину, глядя на черное пятно в центре продавленного телом капитана окна, в котором лопались пузыри, сказала коротко:

– Дурак!

За ее спиной возник угрюмый черноволосый и чернобородый мужик в зипуне, глянул на булькающие в трясине пузыри.

– Хозяйка будет недовольна.

– Переживет, – махнула сухой костлявой рукой старуха. – Это люди военные, замороченные командирами, никакого от них проку не было бы. Вот те, что на мысу – другое дело, те опасны.

С этими словами она сгинула. Бесшумно канул в лес и мужик.

Из глубины трясины на поверхность поднялись несколько больших пузырей, лопнули, всколыхнув черно-зеленую жижу, и все успокоилось, болотом овладела тишина и неподвижность.

ВОЛХВ

ВОЛХВ