«Что происходит? Зачем я все это говорю?» — спохватился Божидар, но слова лились из его рта словно сами собой:
— Два года назад граф отослал сына в Россию, учиться на морского офицера — Руритания, знаете ли, собирается строить военный флот, и молодой человек сможет сделать в нем блестящую карьеру. Прошлым летом он со своим русским приятелем приезжал на каникулы к отцу и провел два месяца на Цетине.
— Любопытно. — отозвался Сондерс. — Значит, у графа есть сын, который учится в России? Крайне любопытно… мистер Василов, не откажите в любезности: меня интересует все, связанное с пропавшим графом и его отпрыском. И в особенности — увлечение графа Румели разного рода древностями. Вы же все понимаете, не так ли?
Божидар торопливо закивал, хотя совершенно ничего не понял.
— Если вы сочтете возможным сообщать мне любые сведения по этому поводу, пусть даже это будут сплетни или слухи — поверьте, я не останусь в долгу.
И добавил, но уже не вкрадчивым, а сухим, отрывистым голосом:
— В какой валюте вы предпочитаете получать оплату за свои труды — в болгарских левах, французских франках, османских золотых лирах? Или, может быть, в британских гинеях?
III
Сондерс ждал репортера в греческой кафάне, по соседству с заброшенной мечетью Буюк-Джами. Мальчуган в черной феске и пестром жилете поверх холщовой рубахи, принес две фаянсовые кружки с кофе и блюдо с мелкой выпечкой — стрелки часов едва коснулись двенадцати, и до обеда было еще далеко. Это была их третья встреча после знакомства в редакции; на первых двух Божидар пересказывал «нанимателю» разнообразные слухи, сплетни, ходившие по столице Болгарского княжества, а заодно, и собственные соображения касательно исчезновения графа Николы.
Сегодняшняя добыча оказалась куда более весомой. Она могла, как прикидывал репортер, принести что-то посущественнее шести беловатых бумажек по пять английских фунтов каждая — так гость оценил его усердие в прошлый раз. Впрочем, Божидар не жаловался: это втрое превосходило самые щедрые гонорары, какие он когда-либо получал.
— Настоящий кофе умеют приготовлять только на Балканах. — Сондерс приподнял кружку за ручку и слегка покачал. Ароматная жидкость оставляла на фаянсе черные следы, будто кружка была наполнена дегтем. — Турки кладут слишком много специй и напрочь убивают аромат. Что до «турецких кофеен» в Париже и других европейских столицах — ф-фу!
Божидар с готовностью хихикнул.
— Значит ваш знакомый утверждает, что наш руританский друг имеет отношение к африканскому перелету Шарля Леньяра?
— Точно так, мистер Сондерс! — зачастил репортер. — Мой приятель из их военного министерства утверждает, что руританский атташе посещал Шале-Мёдон, когда там велись работы над «Руританией», и узнал одного из охранников эллинга. Этот атташе два года назад удостоился приглашения в резиденцию графа на Цетине, и будто бы, видел там того самого типа. Ему изрядно за пятьдесят, но крепок, как кизиловый корень. Родом из Албании, настоящий арнаут: говорят, отец графа спас его, и с тех пор он предан роду Румели, как собака. Даже в православие перешел, а это для албанца и вовсе неслыханное дело! Сам-то граф православный, что делало его в руританском высшем обществе своего рода белой вороной.