Светлый фон

Ново-Петергофский проспект закончился. За Обводным каналом уже виднелся Балтийский вокзал, откуда пыхтящие паровички таскали составы из открытых дачных платформ до Красного села. Туда-то и направлялась троица — прогуляться под весенним солнышком и спокойно, не торопясь, обсудить все, что свалилось на них за последние дни.

* * *

Летом Красное Село превращалось в грандиозный Военный лагерь, армейскую столицу Российской Империи. С первых чисел мая, сюда перебирались полки столичного гарнизона, и лагерь оживал. Но сейчас главная суета была впереди: квартирьеры только-только начинали разбивать ряды солдатских палаток и подновлять деревянные домики, выкрашенные в полковые цвета, где летом размещались офицеры с семьями. Петербургские же обыватели потянулись сюда с первыми теплыми деньками; в самых известных местах — Лабораторной роще, обнесенной рвом, и знаменитом Царском валике — вовсю звенели голоса, то тут, то там, были видны устроившиеся на яркой майской траве компании, семейства, парочки с портпледами и корзинками.

Троица устроилась под могучим кленом, только-только одевшимся нежно-зеленой листвой. У разносчика купили квасу, связку бубликов и несколько яблок прошлогоднего урожая, сморщенных, как старушечье лицо, и очень сладких. За три медных алтына разбитнóй парень приволок охапку рогож, которые и постелили на землю, устраиваясь для пикника.

— Значит, граф затеял перелет «Руритании» для того, чтобы скрыть готовящуюся экспедицию?

Никола кивнул.

— Верно, Леонид Иваныч. Я уже давно знал что отец собирает сведения о скрытом в дебрях Африки древнем городе, но только не представлял, что он так далеко в этом продвинулся. Оказывается, прошлой зимой господин Рукавишников обнаружил в Александрии нечто такое, что заставило отца действовать быстрее. Он пишет, что ощущал постороннее внимание к своим изысканиям, и даже упомянул некий оккультный орден. Вроде бы, эмиссар этого ордена даже разыскал его в Берлине, явился и стал задавать подозрительные вопросы. Отцу это очень не понравилось!

Леонид Иванович поскреб подбородок и, опомнясь, отдернул руку. Это была давняя, усвоенная еще в Туркестане и безусловно, дурная манера: лезть в затруднительные моменты ногтями в бороду. Тогда он месяцами не брался за бритву, предпочитая следовать примеру сопровождавших экспедицию казаков — и вот сейчас пальцы непривычно ощутили гладкую, без следов щетины, кожу.

— Но ведь точно ничего не известно: даже как называется этот орден, в письме не сказано, только туманные намеки на то, что след ведет на Британские острова…