Иван помолчал.

– Может, вы и правы, Проф, – сказал он. – Может быть.

Он посмотрел на Водяника. Тот словно постарел за прошедшее с их отъезда на ЛАЭС время. В черной густой бороде отчетливо видна седина, над висками белые вихры. Лицо осунулось.

– Вы вернетесь со мной на «Василеостровскую»? – спросил Иван.

– Э-э… нет, пожалуй. Мне предлагают здесь место, – сказал профессор. Выглядел он виноватым. – Здесь, то есть на «Техноложке». Вы понимаете, Ваня… Я… я всегда об этом мечтал…

– Понимаю, – сказал Иван.

– Вечная память… – начал Водяник и замолчал.

Глаза мокрые. В бороде блестят капли.

– Да, – сказал Иван, протянул руку. – Прощайте, профессор. Может, еще свидимся.

* * *

Мемориальная стена закрыта табличками с именами умерших и погибших.

На полу под стеной стояли стаканы и кружки с сивухой, накрытые галетами. Горели свечи. Теплый свет и запах горящего парафина.

– Она выходит замуж, – сказал Зонис.

Они с Иваном стояли по отдельности, на расстоянии, словно незнакомые люди. Здесь, на территории Альянса, ему было не с руки оказаться узнанным.

За прошедшее с их последней встречи время Зонис почти не изменился. Как был мелким, наглым и болтливым, так и остался. Но внутренняя жесткость в нем была и раньше – иначе бы он вообще не стал диггером.

«Невский» гудел вокруг. Иван дернул щекой.

– Что еще мне нужно знать?

Зонис пожал плечами. Все-таки совершенно семитская у него внешность. Нос, брови, профиль – покажи по отдельности, все равно поймут, что еврей. Рыжеватые вьющиеся волосы. И снайперский прищур глаз.

– «Маяковская» осталась под контролем Альянса, а «Площадь Восстания», похоже, получит независимость. Буквально на днях. Ахмета пригласят обратно на трон. Правда, уже конституционным монархом. Тебя это удивляет? Меня нет. Нет и нет, если спросишь меня. Не удивляет.

– Что еще? – прервал Иван.