Темнота.

Он открывает глаза. Понимает, что по-прежнему подвешен за чертов крюк. На голову надет грубый холщевый мешок, сквозь плетение колючих нитей пробивается свет, видна бетонная грязная стена. Нюх ищейки безошибочно чует зловонье тюремной камеры: плесень, нечистоты, кислый запах блевотины, а еще паленых волос. Снова шаги, плеск по лужам. Он внутренне сжался в ожидании удара хлыстом.

− А ты не так плох, − слышится голос в котором он узнает человека, давшего «зеленый». – С тобой даже весело, мы с ребятами делаем ставки, как скоро ты сломаешься и станешь просить пощады.

Плеск шагов по луже. Незнакомец обходит его, судя по всему, рассматривает. Кто это? Через клятый мешок ни черта не видно, только силуэт. Он пытается уловить запах незнакомца, почуять и понять, но не может. У палача нет запаха.

− Скажи, Бестужев, зачем ты в это ввязался? Как теперь выпутаешься?

С него срывают мешок. Свет на миг слепит, но глаза быстро привыкают. Он действительно в камере, сквозь узкое решетчатое окно пробивается яркое солнце, на каменный подоконник намело желтого песка. За окном слышится брань и крик. Кричит женщина, она о чем-то умоляет – он не знает о чем, не понимает языка. Но догадывается, что это арабский. Мольбы никого не трогают, люди здесь бессердечны. Раздается грубый смех солдатни, истошно лает овчарка. Выстрел.

Он вздрагивает от этого звука.

Наступает тишина.

− Где я? – шепчет он, и пересохшие губы трескаются, кровят.

− Я называю это место «Обитель Боли», − говорит незнакомец и поправляет на носу черные очки-авиаторы.

«Обитель Боли»? Это не важно. Он уже знает, где находится.

Пустыня. Арабский. Тюрьма. Незнакомец, одетый в камуфлированную форму паттерна «Desert»[1], известную как «Марпат». На шевроне звезды и полосы, и он точно помнит, что этот флаг когда-то принадлежал США, от которого потом отказалась современная Американская Федерация. Он хорошо знает историю. Он знает, что сейчас находится в Ираке, в тюрьме под названием Абу-Грейб[2]. Он знает, что сейчас 2004 год.

− Сраный конструкт… − шепчет он. – Запихнули меня в сраный конструкт… Почему Ирак, а? Я думал в Комиссариате предпочитают средневековье с дыбой и методами инквизиции. Или концлагеря времен Второй мировой войны.

Незнакомец смеется. Снимает темные очки и сует их в нагрудный карман. Глаза у него желтые с вертикальными зрачками. Он ухмыляется, демонстрируя острые как у хищника зубы.

− А я не из Комиссариата, − заявляет решительно и бьет ногой в живот.

Боль скручивает пополам. На месте удара, на животе, открывается глубокая рваная рана. Он удивленно смотрит на рану, и видит, что та полна гноя, в нем ползают жирные зеленые мухи.