Он подошел к брату, молча ощупал его нагрудник, затянул застежки чуть сильнее. Стоя друг напротив друга в боевых скафандрах они казались совершенно одинаковыми. И дело даже не в экипировке. Рост, телосложение, жесты, голос — все выдавало близнецов. Особенно теперь, когда за опущенными забралами шлемов не видно лиц, и отличия, намеренно сделанные Лео много лет назад, больше не заметны.
− Михей ошибается, думая, что «Центр» бросит все силы на базу на Луне. Егор, мне кажется, что Стас Войкин знает о вашем плане, он не позволит нам просто так войти в бункер.
− С чего такая уверенность? Ты где-то облажался?
− Я не ошибаюсь, − холодно ответил Лео. -- Я действовал четко, запутал след так, что распутают нескоро, даже ты и твои ищейки ничего бы не поняли. Дело в другом. То, как Войкин смотрел на меня… С подозрением, будто силится прочесть мысли. Он знает, что мы общались, сказал, что ковырялся у тебя в мозгах. Так что облажаться мог ты.
− Исключено, − отрезал Егор. – На тот момент я ничего не знал ни о хреновых гибридах, ни о планах взорвать чертов звездолет и подземный бункер. Я даже на Марс не собирался. Но твои подозрения не беспочвенны, это интуиция Лёня, а она у нас с тобой всегда была развита. Так что будем держать ухо в остро.
Егор снял кобуру и протянул брату пистолет. Лео уставился на оружие, ладонь замерла рядом со стволом – взять он не решался. Тогда Егор сам сунул пистолет ему в руку и заставил сжать шершавую пластиковую рукоять.
− Я не умею стрелять, − растерянно сказал брат.
− Не надо уметь стрелять, Лёня, надо хотеть жить. Как только выйдем из этого пузыря, проведу тебе ликбез.
Чуть позже, когда роверы тронулись, и место полевого лагеря осталось далеко позади, Егор вдруг понял, что брат напуган. Он так четко осознал это, будто побывал в его разуме. Конечно, ведь Леонид всегда боялся боли, он не приемлет физического насилия и жестокости, хотя сам жесток настолько, что способен словами калечить людей не хуже любого палача. И все же он напуган. С тяжелым сердцем Егор осознал, что если он потерял все по чьему-то злому умыслу, то Лёня сам отказался от своей жизни и мечты. Сам. Не это ли признак силы и мужества? А ведь Егор всегда считал его трусом… И сейчас устыдился подобных мыслей. Брат сидел в кабине напротив на вмонтированном в корпус кресле и отрешенно смотрел в пол. Шлем лежал на коленях, пистолет, с которым он так до конца и не освоился, покоился в кобуре.
Егор наклонился ближе, пристально на него посмотрел:
− Я буду рядом.
− Знаю. Теперь у нас одна цель.
− Одна на двоих, − кивнул Егор.