— Некоторые из ваших попутчиков вступили в контакт с подпольщиками, — сухо пояснила майор. — В настоящее время в Серой Бухте из всей вашей компании остались только вы. Моя задача — разыскивать внутренних врагов нашего народа, а при желании они вполне могли бы связаться с вами.

— До сих пор я ничего о них не слышал, — сказал я искренним тоном и не стал пояснять, что прекрасно понимаю, с чем столкнулась всесильная СНМ. Те, кого они называют подпольщиками, очевидно, выступают против режима Упсира и самой СНМ. Обычное дело, но в столь жестко структурированном обществе малейшая слабинка мгновенно превращается в серьезнейшее затруднение, и кто-то эту мельчайшую трещинку уже обнаружил. Против правительства ведется борьба — пусть пока на словесном уровне, а всесильная СНМ не может выявить источник угрозы. Для этого подпольщикам мало быть гениями от электроники — нужна поддержка самых высокопоставленных чиновников, и лидер повстанческого движения либо принадлежит к высшим правительственным кругам, либо непосредственно руководит СНМ.

— Они называют себя "оппозицией", — продолжала майор. — Мы полагаем, что их крайне мало, но именно из-за этого, а также из-за ее ячеистой структуры уничтожить такую организацию весьма сложно. Если вы до сих пор не вошли с ними в контакт, значит, в Серую Бухту они еще не проникли. — Она опять выдержала длинную паузу. Мне попался настоящий профессионал. — Как бы вы с Чинг отнеслись к повышению по службе?

Сюрприз следовал за сюрпризом. Я с трудом сдерживал ликование. Наконец-то все сдвинулось с мертвой точки. Теперь я почти наверняка знал, что она скажет дальше.

— Вы же сами знаете, как, — ответил я. — А что за это получим мы?

Женщина мягко улыбнулась.

— Поистине царский подарок, — посулила она. — Из прибывших вместе с тобой заключенных двое уже мертвы. Один сгоряча присоединился к подпольщикам и ликвидирован нами. Другой отверг их предложения и, как мы предполагаем, был убит ими. Третья сейчас ведет двойную игру. Она работает Девушкой Радости при мэрии. Это великолепный агент — наблюдательный, волевой и непреклонный, но, к сожалению, безынициативный. Мы уже получаем от нее информацию, но пока это сугубо личные умозаключения.

Мой внезапный хрип был нисколько не наигранным. Я часто смотрел в лицо смерти — при моей профессии риск неизбежен. Кроме того, смерть — это единственный конец для каждого из нас. Страха перед физическими и психическими пытками у меня тоже не было — к преодолению болевых ощущений нас готовили весьма основательно. Однако я прекрасно понимал, что сокрушительная атака, которой может подвергнуться мой мозг, способна навсегда вывести его из строя. И хотя никаких сведений они от меня не добьются, я навсегда выйду из игры. Только этой перспективы я и опасался.