«…или думает, что любит…»
— Молчи! — она смотрела ему в глаза, снизу-вверх, но так, что можно было подумать, что смотрит сверху-вниз. — Я знаю, что ты хочешь сказать. И я не хочу этого слышать! Ты меня понял? Не хочу!
— Ну, извини!
— Хочешь дам в челюсть?
— Не надо, — улыбнулся Эрик, вспомнив, что удар у его девушки такой, что мало не покажется. Своему двоюродному дяде она сломала челюсть с первой попытки. — Если ты меня ударишь, я попросту развалюсь…
— Ладно, — ухмыльнулась в ответ девушка, — бить не буду, хотя и следовало бы! Ты не имеешь права даже думать о том, что я тебя оставлю из-за такой ерунды!
Как ни странно, после этого короткого обмена любезностями ему стало намного лучше. И возможно, что главным тут было ощущение надежности. Эрик был недоверчив — таким его сделала жизнь, — трудно сходился с людьми, все время и ото всех ждал предательства или подлости, и больше всего боялся разочароваться в Вере и Андрее Мельниках, единственных на данный момент его настоящих друзьях. Но Вера раз за разом демонстрировала ему свою спокойную — без ажитации — надежность. Хороший человек, отличный офицер и лучшая в мире женщина.
— Ты когда говорила с Андреем? — сменил он тему, отпуская девушку и возвращаясь к своей одежде.
— С Пятым флотом нет связи, Магриб[3] ставит помехи на межсистемных линиях…
— Вот же уроды!
Однако ругай или нет, враг империи достался зачетный: Фатимидский халифат[4] в союзе с эмиратом Магриб. С халифами Эрик дважды сходился в бою, и они, по идее, должны были считать его «порождением шайтана», столько он им набил кораблей. А вот с магрибами пока не пришлось, и похоже на то, что уже не придется. С профилем Бета-7 пилотировать ракетоносцы ему не разрешит никто, даже благосклонный к Эрику государь император. Еще повезет, если адмирал Моргенштерн выполнит свое обещание и возьмет к себе на «Финист»[5] пилотом-стажёром. Однако, если не пройдут приступы, о которых он благоразумно никому пока не рассказывал, он и сам не сядет за штурвал. Совесть не позволит. Тогда или спишут вчистую, — в восемнадцать лет! — или устроят на тихое, непыльное место в одном из центральных штабов, и будет он, как говорили в древности на рузе, «свадебным генералом» — знаменитым героем, образцом для подражания, и еще тридцать три определения и все суперлативом[6].
Мысли эти Эрику не нравились, но он ничего не мог с этим поделать. Так или иначе, но он все время сворачивал в один и тот же тупик. Ему было до слез обидно, что все так быстро закончилось. Ведь у него был такой мощный старт, такое великолепное начало, аж дух захватывало. Такая невероятная пруха во всем — в бою, в признании, в любви, — и вдруг ничего не осталось.