«Нет, положительно я стал думать, как Мишель — то бишь Сент-Клер — с ее чертовым казино… Ах, эта Мишель! — будто чертик из ящичка, выскочили воспоминания о жарком теле. — Такая ладная фигурка. Мягкие нежные пальцы. Еще более мягкие губы. И этот ласковый шепоток в ухо… Нет, прекратить, командор. Или точнее — адмирал. Сосредоточься на деле. Помни, что ты теперь военный высочайшего ранга».

И все же адмиралу Стэну пришлось спрятать неуместно похотливую улыбку и нервно закинуть ногу на ногу. К счастью, Вирунга перебил его игривые мысли.

— Как… название… казино… Мишель… то есть Сент-Клер? Повтори?

Стэн пристально посмотрел на Вирунгу. Неужели он догадался? Но большое бровастое лицо сохраняло непроницаемый вид.

— Сакс-клуб. Почему вы спрашиваете?

— О… я просто… не ожидал… от молодой женщины… такой… любви… к музыке.

— А я не знал, что вы любите музыку, — удивленно заметил Стэн.

— Любил… Но теперь… уже не могу… больше… наслаждаться. — Вирунга похлопал себя по ушам. — Музыкальный слух… потерял. Старый… артиллерист. Обычное… дело. Гром… пушек… убил… тонкий… слух. А молодым… наслаждался… музыкой. И даже сам… играл. — Он сделал вид, что играет на воображаемом инструменте. — Немного. На саксофоне. Не на электронном. На обычном… саксе. С настоящими… клапанами. Как он… звучал! Не передать!

Какое‑то время Вирунга задумчиво молчал — словно слыша жалобные причитания саксофона сквозь грохот тысячи орудий.

Надо сказать, что в Колдиезе произошло много перемен с тех пор, как Стэн впервые беседовал с Пэстором. Начать с того, что тюрьма очень быстро заполнилась до отказа разного рода видными военнопленными — от офицеров высшего ранга до дипломатов. Прибыло даже несколько губернаторов целых звездных провинций, которые по каким‑то причинам угодили в плен. Таанцы рьяно складывали все свои золотые яйца в одну корзинку с прочными каменными стенами.

Слова Стэна насчет деликатного обращения с военнопленными Пэстор воспринял как руководство к действию. При переводе пленников в Колдиез он прибавил к их числу несколько своих верных агентов, которым было велено наблюдать за действиями охраны и докладывать о том, как обращаются с заключенными. Внедрил своих людей и в администрацию лагеря. С начальством он лично провел беседу, приказав строжайшим образом соблюдать все международные нормы обращения с военнопленными — подписав соответствующие договора, Таанский Союз никогда не соблюдал ни дух, ни букву этих законов, поэтому тюремщикам пришлось долго втолковывать, что означает обращаться с заключенными по‑человечески. Накачка, последующий нажим и проверки были настолько строгими, что даже Авренти и Генрих — в особенности Генрих — и пальцем боялись тронуть заключенных.