— Переведи, что он сказал.
— Я не знал, что здесь нельзя стрелять, то есть «выделять энергию». Темпорал может «обидеться» и схлопнуть местную станцию хроносдвига, уничтожив все и всех, кто находится внутри. «Небытие». Понял?
— Он что — живой?
— А разве ты не слышал его крика? Он многомерен и живет не так, как мы с тобой, но живет. Пожалуй, он единственное на весь Веер существо, живущее сразу во всех хронах.
Такэда помолчал, по-новому глядя на обстановку камеры темпорала, с удовольствием проводил тающий след боли в груди.
— По-моему, скучно ему тут… в неподвижности.
— Скучно? Не думаю. Он ощущает
— Что-то я этого не ощутил — чуть сознание не потерял!
— А ты поставь себя на его место. Выдержал бы ты спокойно, скажем, неожиданный укол в задницу?
— Не знаю, — честно сознался Такэда. — Но я ограниченный человек, и мне трудно представить задницу у темпорала. Тому, что он — живое существо, я не очень удивляюсь, но наделять его чертами личности… не знаю, не знаю. Между прочим, если тебе об этом было известно, мог бы и предупредить.
— Ни сном ни духом! «Пакет» знания пришел только сейчас. Все-таки канал Вести срабатывает позже, чем надо. Извини, Отшельник, — обратился Сухов к потолку камеры, прислушиваясь; кивнул, словно получил ответ. — Нас простили. И ты кое в чем прав, Оямович, Отшельнику, наверное, скучновато жить в неподвижности. Ну-ка, пошли со мной, у меня идея.
Они вышли из камеры с сиреневым темным светом в медово светящийся коридор. Никого из «черных коммандос» здесь не оказалось. Никита уверенно направился по коридору налево.
— Как ты его назвал? — вспомнил Такэда.
— Отшельник, — улыбнулся Сухов. — Впрочем, имя — не главное, главное — что ты чувствуешь, когда его произносишь.
Толя не понял танцора, но переспрашивать не стал.
Коридор, извиваясь, как живой, вывел их к «складу». Правда, Толя не был уверен, что они шли: скорее всего, темпорал просто создавал иллюзию движения, демонстрируя возможности многомерного бытия.
Склад был как склад: множество светящихся ячей, с десяток — темных, указывающих на то, что ими пользуются. Никита огляделся и уверенно сунул руку в одну из шестиугольных крышек. С тихим шипением крышка погасла, расползлась желтым дымком, а из образовавшегося отверстия выпал какой-то суставчато-коленчатый сверток, тут же развернувшийся в жуткую четырехлапую и четырехугольную скелетоообразную фигуру из черно-зеленого чешуйчатого металла с крысиной на вид металлической головой. Замерла, развернувшись, как пустая шкура — без мышц и позвоночника. Вид она имела достаточно устрашающий.