— Толя, — сказал Никита необычным тоном, извиняющимся и одновременно решительным и мрачным, — похоже, нам пора расстаться. Дальше тебе ходу нет.

Такэда сначала подумал, что Сухов шутит, но, глянув на его лицо, понял: заявление серьезное.

— Неужели я так надоел?

Никита поморщился.

— Я пойду в такие края, где сам могу не уцелеть, несмотря на паранормальные способности.

— Ах вот оно что. — Такэда опечалился. — Грешным делом я подумал о тебе плохо, извини. Но я пойду с тобой, пока я смогу идти, а там посмотрим.

— Но это же глупо — идти на верную гибель! Зачем тебе такой риск?

— Я понимаю, — сказал Толя совсем грустно, — выглядит это действительно не очень умно, однако ты плохо знаешь японцев вообще, а меня в частности. Если для европейского сознания важен результат, то для японского менталитета — процесс. То есть прежде всего процесс постижения, приближения к истине. В принципе идеал не столь интересен, как путь к нему.

Никита покачал головой, задумался. Потом улыбнулся, тронул коня.

— Ты неисправим, самурай. Может быть, поэтому я и терплю тебя?

Легкая усмешка тронула губы Такэды, в слове «терплю» он легко угадал другое слово — «люблю», но танцор вряд ли произнес бы его вслух. Как и он сам. В сущности, не главное — что мы говорим; главное — как мы это говорим. Не говоря уж — что думаем при этом. Надо лишь научиться видеть.

Они догнали провожатых на равнине, представляющей собой лесостепную зону умеренных широт. Пахло травами так, как нигде на Земле, что, впрочем, было неудивительно: видовой состав трав здесь был иным, да и намного богаче.

Истекали вторые сутки скачки от Огнь-реки в глубь Свентаны — Святой Руции — Руси, и только специальные усилия диморфантов позволили новоявленным всадникам выдержать темп и сохранить их седалища от мозолей, потертостей и прочих прелестей, ждущих неопытных кавалеристов на марше.

В первый же день пути им пришлось сражаться с отрядом самых натуральных кентавров, вооруженных пиками и дротиками, а потом отражать наскок Диких Воев — по терминологии Рогдая, которые в общем-то были просто разбойниками, ищущими легкую добычу. Но четверо всадников оказались им не по зубам, и банда смылась, потеряв троих вояк, одетых в кожаные латы и грубое платно, не спасающее от мечей. В этой стычке Никита продемонстрировал свое умение драться без оружия, восхитив дружинников Мстиши, и в свою очередь впервые увидел не в тренировочном зале, а в боевых условиях, что такое «сеча Радогора», хотя, вероятнее всего, система боя на мечах здесь называлась иначе.

Рогдай зарубил троих Диких одним мгновенным, сложным и красивым движением меча, выхватив его из ножен в самый последний момент, когда его окружили. И остановился, подняв его над собой в знак того, что не желает проливать чужую кровь. Его поняли прекрасно, отстали от Никиты и Толи, миновали Добрагаста, держащего в обеих руках по сулице, и умчались в поле, бросив трупы товарищей.