Я подошел к Милене, обнял ее за плечи и легонько поцеловал в щеку. Девушка прижалась ко мне, одарила благодарным взглядом.
Министр при виде такой картины поморщился и сказал:
– Послушай, дорогая. Жить самостоятельной жизнью и работать на благо страны можно не только в Самаке. А тыл – понятие растяжимое и неопределенное. Ты слышала о бунте на шахтах? Там ведь тоже стреляли…
Я взглянул на министра. О бунте краем уха слышал, знаю, что спровоцировали его купленные рабочие. Цель одна – под видом борьбы за зарплату и щадящие условия труда сорвать поставки угля промышленности. Вроде как бунт подавили, но при этом было довольно много жертв.
– Что ты держишься за Самак? – продолжил министр. – Только из-за того, что я далеко? Или из-за…
Он проглотил последние слова, посмотрел на меня. Милена словно очнулась, опустила руки, встала рядом со мной.
– Да, – ровно ответила она. – И из-за него тоже. Теперь в особенности. Ты прав, я хотела быть подальше от тебя. Только если раньше мне надо было доказать, что могу быть самостоятельной, то теперь доказывать ничего не надо. Все уже доказано. Теперь у меня просто своя жизнь. Работа, которая мне нравится, человек, которого… я люблю. И ценю как человека. И ты здесь ни при чем. Это раньше я злилась на тебя. А сейчас… может, и не простила, но уже не осуждаю. Так что не ищи причин там, где их нет.
И я, и министр одинаково удивленно посмотрели на девушку. Мы оба не ожидали такой рассудительности от совсем еще молодой девчонки. И обоим эта рассудительность понравилась. У отца – гордость за дочь, у меня – гордость за любимого человека.
Министр вздохнул, как-то обреченно глянул на меня.
– Ну давай, помогай! Защищай ее. Ты же рад, что она с тобой остается?
– А с чего вы взяли, что я буду ее настраивать против отца? И зачем отговаривать от переезда? Это ее решение, ее выбор. Да, я рад, что она со мной, очень рад. Но от любви голову не теряю, и здравый смысл мне подсказывает не мешать выбору Милены. Тот же здравый смысл говорит, что влезать в семейный спор нельзя.
Кажется, я смог удивить министра больше, чем его дочь. Он явно не ожидал от потенциального противника таких слов. И теперь молчал, не зная, как реагировать.
Зато Милена знала. Повернулась ко мне и поцеловала в щеку.
– Ты слышал, папа? И не проходимец он, не неприятный тип.
– Я знаю, кто он, – нехотя выдавил расстроенный министр. – Меня просветили. Только… Господин Артур, почему вы отказываетесь идти на службу республике? Ведь вы опытный воин.
– Опытный воин не должен рисковать своей головой, когда этого не хочет. И когда ему претит работа. Я наемник. И готов выполнять работу в пределах контракта. В остальное время – я обычный человек.