– Киран, – еще раз настойчиво сказал Олдрен. Похоже, постоянно произнося его имя, советник пытался вызвать в нем лучшего короля, чем принц мог стать на самом деле.

Киран открыл глаза и зажмурился от яркого света. Когда глаза принца снова смогли видеть достаточно ясно, он понял сразу две вещи. Во-первых, утро еще не наступило. За окном царила тьма. А во-вторых, Олдрен был бледен, как простыня. Только глаза у него были темны и затуманены горем. Кирану стало не по себе, и он попытался подготовиться к худшей новости, которую советник мог принести ему.

– Что… что случилось? – спросил он хриплым ото сна голосом.

Олдрен плотно сжал губы.

– Говори уже, – настаивал Киран, желая, чтобы вместо советника была Зейлан. Хранительница сообщила бы ему плохую новость так же, как вырвала из его плеча стрелу: быстро и безжалостно. Ведь только после причинения боли мог начаться процесс заживления. Кадык Олдрена нервно дрогнул.

– Речь идет о твоей матери.

Киран почувствовал, что его сердце готово вырваться из груди.

– Что с ней? – спросил он, понимая, что уже знает ответ.

– Она… – руки Олдрена сжались в кулаки, и белье на постели смялось между его пальцев. – Она мертва.

– Мертва? – ошеломленный Киран уставился на Олдрена.

– Да, – ответил тот. Секунду фейри колебался, потом сел на кровать к Кирану и взял его за руку. Он нежно сжал ее, полный сострадания, при этом пальцы его были такими же цепкими, как и собственные пальцы принца. Киран не мог поверить в это. Мертва. Королева Зарина – его мать – была мертва. Как это могло произойти? Вчера вечером она сидела вместе с ним за столом, а теперь ее не было. Ушла. Потеряна. Навсегда. И он остался один. Она была последним членом его семьи, потому что старший брат короля Невана умер еще столетие назад, а у матери Кирана не было братьев и сестер.

– Как она?..

– Убита, – ответил Олдрен, прежде чем Киран успел произнести вопрос. – Ей перерезали горло.

Олдрен запнулся на этой фразе, словно был мальчиком, который не мог причинить вреда ни одной живой душе, а не мужчиной, который сам покончил с сотнями жизней.

Киран кивнул. За время своего существования в этом мире он уже успел испытать множество потерь. Это не всегда была смерть близких людей, но ему было знакомо чувство отчаяния, когда человек знал – или, по крайней мере, был уверен, – что никогда больше не увидит любимого человека. Тем не менее он так и не научился справляться с этой болью, которая не имела ничего общего с уколом разящего меча или страданиями, причиненными обжигающим пламенем. Эта боль была другой, жестокой и всепоглощающей, она разрывала душу и оставляла тьму там, где прежде царил свет.