Парень приложился щекой к мутному стеклу и взглянул на небо. Дождь кончился давно, может быть, еще вечером, но небо и не думало светлеть или избавляться от серой пелены низких облаков. В неподвижности простояв несколько минут, он снова приоткрыл окно, впуская в тесную комнату ветер, неприятный запах переулка и шум машин, летящих в сторону Речного вокзала. С востока, откуда-то с улицы Восход, тянуло дымом.

Все-таки пожар.

Сейчас там шумно и людно, а храбрецы в брезентовых костюмах сражаются с огнем. Совпадение? Возможно, еще год назад Бактияр и верил в совпадения, но не сейчас. Значит, придется вновь уходить… Проклятье…

Он отбросил жесткое одеяло обратно на кровать и, не зажигая света, принялся одеваться. Быстро, но старательно. Тот, кого юноша боялся, всегда приходит вслед за пожарами. А если предчувствие не обманывает, значит, что он скоро будет здесь.

Джинсы, майка, сверху рубаха, в карманах позвякивает мелочь. Перочинный нож, коробка спичек, выроненная в спешке, ключ от квартиры-номера, тощий бумажник.

Уже шнуруя потертые кроссовки, Бактияр вскинул голову… Отметил, что соседская пьянка, похоже, наконец-то утихла, в вот страстные стоны по-прежнему неслись из-за тонкой стены. Ничего. Ничего нового. Ему лишь показалось. Прожужжав молнией спортивной сумки, хранящей скромные пожитки обреченного на скитания бродяги, парень подался к двери. И замер, невольно взглянув в мутное зеркало прихожей.

Когда-то здоровый, сильный и красивый молодой человек, с кожей, отливающей тусклой бронзой — сейчас из зеркала на него смотрел другой. Когда-то он был похож на Джета Ли в годы его юности, или даже на Марка Дакаскоса, одинаково легко становясь похожим и на казаха, и на японца, и на корейца. Кожа его носила печать вечного загара, мышцы играли…

Сейчас все иначе. Погоня словно затянула его лицо паутиной, матовой патокой, превращая в одного из тысяч нелегальных мигрантов, приезжающих в столицу Сибири на заработки.

Нужно было уходить, но Бактияр медлил, в полумраке тесного коридора рассматривая свое отражение.

— Ну же, — противно заскрежетал внутренний голос, — взгляни. Ты истощен, небрит и напуган. И все это сделал с тобой именно он. Измотал, словно тряпичную куклу. Загоняет, словно зверя, и, в конце концов, убьет. Ведь ты же не думаешь, что он станет щадить тебя вечно? Он не утруждает себя прятками, почти всегда давая знать, что приближается. Как всегда. На что остается надяться? На то, что когда-нибудь все вернется? Вернется лоск и сила, вернется настоящее имя, не имеющее ничего общего с казахским? Вернется спокойная жизнь? В этот раз тебя точно не пощадят. Тогда остановись и дай бой. Не можешь? Я так и знал…