Сразу же подорвалась и затонула одна из трофейных грунтовозных шаланд. Из ее экипажа почти никто не спасся. Поскольку осадка погибшего судна была меньше, чем у тянувшихся следом кораблей прикрытия, это вынудило их держаться в узком очищенном канале, лишаясь привычного маневра.

На этот взрыв, скомкавший тишину предрассветной ночи, живо отреагировали все еще остававшиеся в проливе японцы, выпустив несколько сигнальных и осветительных ракет. Такое световое представление заметно потрепало нервы эскорту. Опасались немедленного нападения на тральщики, но японцы, продолжая периодически освещать воду прожекторами или ракетами, все так же держались довольно далеко. Подтянувшийся вплотную к тралам отряд миноносцев до восхода солнца так напрасно и прождал начала атаки, четырежды открывая огонь по подсеченным минам или тому, что в рассветных сумерках ими казалось.

Работы продолжались до тех пор, пока не прогремело еще несколько взрывов, но уже в тралах. И это все на проверенных и вчера еще безопасных фарватерах. Плотность заграждений на этот раз оказалась чрезвычайно высока, и мины стояли на небольшой глубине, явно в расчете на малые суда. Так и не добившись преемлемых результатов, тральщики были вынуждены вернуться на рейд для перевооружения и переформирования, поскольку двоих пришлось тянуть домой на буксирах. К тому же прилив, суливший еще пару спасительных футов под килем, подходил к своему пику.

Настойчивость тральщиков сильно повлияла на активность японского радиотелеграфирования. Перебивать депеши даже не пытались, поскольку знали, что у противника уже давно отработаны приемы обхода наших помех. Не имея на данный момент в море даже отдельных судов с сильными станциями беспроволочного телеграфа, реально воспрепятствовать радиообмену шансов не было. Только сами себе уши бы заткнули.

Уже развиднелось, и японские дозорные суда, курсировавшие на переменных курсах у границы безопасных от мин вод, стало хорошо видно даже с берега. Из частично разобранных телеграмм, как переданных ими, так и полученных, стало известно, что с какой-то далекой станции требовали задержать любой ценой наш выход до вечера, а еще лучше до следующего утра. Японцы отвечали, что наше траление провалилось и его отменили.

Ясно обозначенные сроки могли означать время подхода их флота, но могли быть и ловушкой. Впрочем, это казалось маловероятным. Все разобранные депеши шифровались при помощи какой-то другой, уже третьей с начала войны, телеграфной азбуки, разбирать которую до конца наши кодировщики еще не научились. Знать, что мы немного понимаем, о чем они говорят, японцы еще никак не могли.