— Я сказал, это мой сын!

Крик губернатора эхом отразился от стен.

— Я встречусь с ним одни на один. И вы не будете сопровождать меня, майор.

— Сэр я…

Рука Хьюго сжала рукоять костыля на который он опирался так, что у него побелели костяшки пальцев. Майор осёкся, посмотрев на лицо губернатора.

— Майор. Вы останетесь здесь. Если что-то случится, я позову вас. Если хотите можете наблюдать за мной по камерам. Но войду туда я один.

Под таким напором майор всё же сдался и нехотя кивнул.

— Хорошо сэр. Но я хочу, чтобы мой протест был зафиксирован официально.

— Да как пожелаете…

Хьюго прекрасно понимал, что майор просто пытается прикрыть свой зад, на случай если что-то пойдёт не так. Но он не мог его винить. Весь в этот долбаный день пошёл «не так».

Оперевшись о костыль, который ему выдали в госпитале, Хьюго зашел внутрь камеры. Нога беспокоила его при каждом движении. Медики хотели дать ему более сильные препараты, но он отказался. Это грозило тем, что сильные обезболивающие могут повлиять на его способность принимать решения, а он не мог себе такого позволить. Поэтому он стоически терпел боль от разорванных выстрелом, мягких тканей.

Сделав несколько шагов, губернатор оказался в камере. Дверь за ним закрылась, оставив отца наедине с сыном. Каменная клетка два с половиной на два с половиной метра. У стены металлическая кровать, намертво прикрученная к стенам и потолку. Рядом с кроватью, так же прикрученный к стене, располагался небольшой столик. У дальней части находился санузел совмещённый с раковиной.

Франциско просто сидел на кровати и смотрел в пол. Он практически не двигался. Если бы не лёгкое движение его сорочки, Хьюго подумал бы, что его сын даже не дышит.

— Франциско.

Имя — произнесённое хриплым голосом заставило сидящего перед ним человека едва заметно вздрогнуть. Но это была вся реакция, которой он смог добиться.

— Франциско, — ещё раз произнёс он. — Я хочу знать ответ лишь на один вопрос.

Он облизал разбитые Торвальдом губы. Побои не прошли для губернатора бесследно. Один глаз заплыл и практически не открывался. Всё его лицо превратилось в один огромный и пульсирующий болью синяк.

— Ответь мне. Почему? Почему ты сделал всё это?

Франциско продолжал сидеть глядя в пол. Он словно не слышал слов своего отца.

— Столько жизней… столько людей погибло… ты мог всё это остановить. Мог поговорить со мной. Мы бы нашли выход из этой ситуации. Почему. Скажи мне, почему ты не пришёл ко мне… сын.