Кирилл прыгнул с места. У него ни на что уже не оставалось времени. Вернее, его не было у Ульрики. Он прыгнул так, как не прыгал никогда, вложив в прыжок все силы, все, что у него еще оставалось, и то, чего у него, казалось, уже не было. И он успел. Удар в грудь был ошеломляюще жесток. Он выбил из Урванцева дыхание, казалось, вместе с жизнью и отбросил назад. Кирилл почувствовал, как сбивает спиной Ульрику и летит наземь. Но уже своего падения почувствовать он не смог, потому что неожиданно – гораздо раньше, чем это должно было случиться, – пришла боль. Это было странно, но в тот момент Урванцев уже не мог мыслить такими категориями, как время реакции и болевой шок. Он просто ощутил страшную, нечеловеческую боль в груди, но сознания не потерял – возможно, потому что его держал Е-100 – и вдруг увидел над собой черное бархатное небо и огромные звезды, но боль корежила его, отвлекая от вечной красоты ночного неба, а он не мог даже закричать, потому что у него уже не было дыхания. И все-таки еще одно дело – теперь, вероятно, уже и в самом деле последнее дело в своей жизни – он сделать успел. Урванцева качнуло в сторону, но в том состоянии, в котором находился Кирилл, он даже не понял, что это Ульрика, прижатая его телом, пытается из-под него выбраться. И ее дикого крика, от которого, должно быть, проснулась половина города, он не услышал. Урванцев упал на бок, выплескивая на мостовую кровь из разбитой груди, но и этого не почувствовал и не увидел. Видел он сейчас выпавший из руки старика Маркуса длинноствольный револьвер и свою ладонь, оказавшуюся совсем близко от его рукоятки, и последним усилием воли заставил себя двинуть руку и сжать пальцы на рукояти незнакомого оружия. Он уже не понимал ничего, уйдя глубоко в неистовство неимоверного страдания, но тут его снова перевернули, и Урванцев увидел Цель. Цель не имела уже для Кирилла никаких специальных отличий. Это не был человек, в частности, высокий чернокожий мужчина в странной одежде. Но Урванцев знал, что это Цель. Вот это Урванцев знал совершенно точно, и стрелял он до тех пор, пока мрак небытия не сомкнулся над ним…

– Вот, – сказал старший майор, выводя на экран ЭВМ карлику. – Прошу любить и жаловать, объект Хрусталь.

Качество изображения оставляло желать лучшего. Среднее качество, но при том Урванцев сразу же понял, что исходный материал должен был быть много хуже.

– А оригинал? – спросил он, вглядываясь в лицо молодого мужчины в какой-то старорежимной шляпе. – На оригинал посмотреть можно?

– Можно, – легко согласился Зиберт, и его холеные пальцы стремительно порхнули по клавиатуре.