– А ты, что знаешь, парень… – шериф всмотрелся в глаза Нолана… нет, парень, не знаешь. В твоем родном городе весь офис шерифа вырезали. Приходили за тем парнем, которого ты оставил в живых для суда… жалко, что ты его тоже не грохнул на месте… не было бы тогда такого дерьма… Человек десять прямо там перебили, говорят, что двоих агентов ФБР тоже убили. И шерифа убили… он попытался остановить этих уродов на дороге… они его и… И парнишку какого-то с ним молодого – тоже убили.

Нолан шарахнул кулаком в стойку машины. Руку обожгло болью…

– Эй, янки, полегче… – обиженно сказал молодой – это наша машина…

– Заткнись, Стиви… – сказал шериф.

Нолан глубоко вдохнул пахнущий нефтью и кровью воздух, пытаясь прийти в себя.

– Все равно, так нельзя, сэр. Мы единое государство. Я давал присягу защищать его. От всех врагов, внешних и внутренних.

– Давал присягу, парень… – слова шерифа падали как камни в стоячую болотную воду – это хорошо, парень. Очень хорошо… Я тоже давал присягу. Меня кстати Барденс зовут. Том Барденс, а это Стиви, младший мой. Мы все в морской пехоте служили, парень, становились там мужчинами. Мой дед выжил на Иводзиме, а мой дядя там погиб. Я сам воевал… Буря в Пустыне, помнишь. Я и парней отправил в морскую пехоту. Старшего, Александра убили на перевале Дашт, в Иране… недавно совсем. Они проход держали, когда иранцы бросили на них танковый полк. Корректировщика огня накрыло прямым попаданием… он пошел огонь корректировать. А средний, Томми – из Эй-стана совсем плохой вернулся… кричит по ночам… жену бросил… пьет. Стиви вот в дорожной полиции штата работает… думаю, стоит или нет ему в морскую пехоту идти. Как считаешь?

– Это война, сэр. Такое случается… – сержант знал, что неуместнее этих слов, казенных и бессмысленных ничего быть не может.

– Да, парень, это война… Когда моему деду и его брату говорили – там зло, идите и разберитесь с этим – они шли и делали это. Когда моему отцу и его братьям говорили – там зло, идите и разберитесь с этим – они шли и делали это. Когда мне говорили – там зло, иди и разберись с этим, парень – я шел и делал это. Почему сейчас, когда власти нашей страны говорят нам – там зло, мне верится в это все меньше и меньше, а, сынок?

Нолан не стал выдумываться ответ. Сказал коротко и просто.

– Я не знаю.

– Вот и я не знаю, сынок. Я не знаю, что произошло с нашей страной, со всеми нами. Но что-то с нами произошло, что-то очень нехорошее. Раньше я не задумывался о том, стоит или нет защищать нашу страну – а теперь. Во что она превратилась теперь? Нам говорят о том, что мы должны быть патриотами – но это значит только то, что нас теперь могут схватить на улице, увезти непонятно куда и держать, сколько надо без предъявления обвинений[66]. Нам говорят, что с экономикой все в норме – но почему тогда столько безработных вокруг. Да, в нашем штате такого нет, у нас есть нефть, пшеница и скот – но я говорю про всю страну парень. Нефтяные компании, которые бурят у нас землю, чтобы добывать газ по-новому говорят, что это безопасно – но почему тогда, когда я пускаю воду из-под крана и подношу спичку – она загорается, а[67]? Мы живем во лжи, парень, мы просто все изолгались. Мы уже не страна свободных и отважных. Мы – страна лжи.