– Товарищ старшина, вставайте…
Он вскочил на ноги еще до того, как проснулся окончательно. Хрустнул суставами, потянулся к автомату. Сон не забывался, но Степан усилием воли заставил себя не думать о нем, отодвинул в самый дальний угол сознания мысли о распахнутых воротах. Почему – распахнутых? Стоп.
Он зевнул и посмотрел на Сашку Конюхова, державшего в руках ремень с кобурой. Застегнул пряжку, поправил кобуру, привычно почувствовав тяжесть парабеллума. И только глянув на длинный, наспех сколоченный стол, заваленный консервными банками, уставленный кружками и бутылками, проснулся окончательно.
– Н-да… Погуляли вчера, не посрамили особого взвода, нечего сказать. Санька, где наши?
– Все здесь, кто чем занимается. Оружие чистят, дырки штопают. Альвы как всегда… ножи точат, – Конюхов махнул рукой вдоль улицы, заваленной грудами закопченного битого кирпича. Уцелевшие дома слепо таращились оконными проемами. – Только Никифоров ни свет ни заря куда-то потащился. Хочу, говорит, сфотографироваться у этих, как их… Бранденбургских ворот, что ли.
– Грамотный, – хмыкнул Нефедов, туго затягивая шнурки на высоких ботинках, – откуда только знает про ворота, бурят хитромудрый?
– Так они вчера альбом притащили, уже за полночь. Капитан переводчиков с ними, поддатый тоже. Говорит, название «Все виды Берлина». Вот они вчера и спорили, кому что больше из этих видов нравится. Сошлись на том, что у нас лучше.
Конюхов улыбнулся, сверкнул белыми зубами.
– У нас-то? Конечно, лучше, – уверенно сказал Нефедов и тут же построжал лицом. – Никто вчера не напился?
– Ни синь-пороху! – мотнул головой Санька. Два ордена Славы на его гимнастерке тонко звякнули, зацепив друг друга. – Ну… капитана, правда, пришлось унести, прямо в кузове положили. Обезножел от спирта. А наши все с понятием, уже с утра на ногах. Вас будить не хотели, но посыльный из штаба армии за вами…