– Вы где?

– В лагере, недалеко от Пинфана, отряд и, оставшиеся в живых, десантники проходили карантин. Сегодня карантин снят. Еще двое погибло.

– Пинфан полностью на карантине, есть аэродром в Харбине.

– Рядом с нами аэродром Ларинджен.

– Сколько у вас бойцов?

– Семьдесят четыре.

– Я высылаю самолеты за вами.

Повеселевшие бойцы собрались, забрали все из пещеры, и тронулись в путь. Китайцы приветливо махали руками освободителям. Через полтора часа прибыли на аэродром, затем прилетело пять Си-47. Через три с половиной часа сели в Чите. Всех приказано привезти в Москву. В Иркутске из госпиталя присоединилось еще восемь человек. Там узнали, что большая часть раненых перевезена в Москву ранее. Поезд две недели шел до Москвы. Алексей, правда, успел смотаться домой, и сообщить, что жив и здоров.

– Почему раньше не сообщал! Я не знала, что и делать!

– Из-за чумы, не мог я сюда в Чуню чуму притащить. Да еще и модифицированную. Все, честное слово, все. Вот, до Москвы доберемся, сдам отряд, и домой.

– Врешь ты все, Лешка! Совсем меня не любишь!

– Нет, правда, устал смертельно, и надоело все!

– Так не езжай!

– Не могу, иначе людей затаскают. Ждут нас там.

На следующий день он вернулся в поезд на станции Казань. Поезд прибыл в Москву утром, высадились на Октябрьских казармах, где всех и разместили. Пятерых «отцов-командиров» поместили отдельно. Трое уже давно здесь, как из госпиталей выписались, а Никифоров и Викторов только добрались. Здесь узнали, что Уфимцев умер в госпитале, а у Дементьева тяжелое ранение, он еще в палате валяется, еще не ходит. Днем приехали Василевский и Ильичев.

– Здравствуйте, товарищи.

– Здравия желаем, товарищ маршал Советского Союза.

– Садитесь, товарищи. Есть серьезный разговор. Я в курсе, что вы все – военные пенсионеры. А нет ли у Вас желания, так сказать, тряхнуть стариной? – Василевский достал папиросы, закурил сам и предложил остальным. Но, все достали свои, кто к чему привык.

– Я – пас. – сказал Женя Викторов. – Я в Чуню, больше хватит. Мужиков жалко, стольких положили.

– Да, не самая удачная операция в моей жизни! – ответил Панин и замолчал.