С момента ее первого и последнего пребывания во входном блоке местная обстановка сильно изменилась. Все вокруг было сильно обшарпано и заставлено разнообразным инструментом, какими-то запасными частями и прочими атрибутами ведущегося строительства. Застарелая грязь и сильно потертая краска на поверхности всего этого красноречиво свидетельствовали о том, что оборудование находится в эксплуатации постоянно, на поверхности бывает часто, и потому противорадиационную обработку всего этого никто не делает. Все просто складывают в грязной части входного блока, где оно и хранится от смены до смены. Внутри лифтовой кабины тоже мало что напоминало фешенебельный лифт «Подземстроя-1», предназначенный для перевозки состоятельных клиентов. Кругом грязь, ободранная краска, царапины на стенах. Лифт поднимался долго, за время подъема дважды загоралась индикация аварийного понижения скорости движения.

– Что случилось? – Ингеборга невольно шагнула ближе к Порфирьеву.

– Шахту трясет, – флегматично объяснил капитан. – Грунты оседают или что-то вроде того. После обмена ударами сейсмическая активность не прекращается, хотя до войны все были уверены, что в этих местах ее быть не может. Не обращай внимания.

Не обращать внимания на сигналы тревоги, подаваемые электроникой лифта, было непросто, и Ингеборга развернулась спиной к панели управления, чтобы не видеть красные индикаторы.

– С нами больше никто не поедет? – девушка обвела глазами пустой лифт.

– Планировалось взять с собой целую экспедицию, – в рычании Порфирьева послышалась усталость, – чтобы кабы чего не вышло с единственным врачом. Но один грузовик сломался, из-за урагана отремонтировать его не успели. Второй грузовик заблокирован первым, он тянул его на буксире и так вышло, что сейчас в ангаре не развернуться. После урагана все замерзло покруче айсберга, полдня будем ворочать технику, чтобы вытащить грузовик. Мы за это время успеем вернуться, пока штиль. Поедем на вездеходе вдвоем. Я его не глушил, так что он почти не замерз. Техники его уже обслужили и загрузили. Остальные ждут нас на поверхности.

Замедление подъема прекратилось, и лифт пошел быстрее. Спустя пять минут двери открылись, и Ингеборга вслед за Порфирьевым перешла в шлюз. Входной шлюз выглядел ничем не лучше и не чище лифта, а внешний ангар вообще производил удручающее впечатление послевоенных руин, наскоро восстановленных из чего придется. Ингеборга грустно вздохнула. По сути, он таким и был: припорошенный черным снегом земляной мешок, вырытый в намертво заледеневшей радиоактивной не то земле, не то грязи. Висящая в воздухе пыль отсвечивала в лучах переносных прожекторных стоек тусклой мутью, и разглядеть крышу удавалось едва-едва. Над головой нависало нагромождение какой-то смеси из грубо сваренных металлических штанг, стоек и разрезанных контейнерных стенок, то тут, то там подпертых такими же грубо сваренными штангами опор. На полу этого кое-как выстроенного ангара в ужасной тесноте располагалась исцарапанная техника, в дальнем углу был не то сложен, не то сброшен в кучу какой-то металлолом. Судя по сильному внешнему сходству, строительство ангара ведется именно из него.