Оркестр старшей школы Монклер на похоронах играл Чайковского.

Лебединое озеро.

Мать Алекса Мэнора – вернее, опытная оперативная сотрудница ЩИТа, игравшая роль его матери, – плакала не переставая.

Почти целый час она не отрывала платка от лица. В этот день она не стала надевать свитер с кошками. Играла она весьма убедительно, кем бы она ни была. В этом Ава не могла ее упрекнуть. Возможно даже, что она действительно привязалась к подопечному, хоть и была оперативником. А учитывая, что речь шла об Алексе, это было вполне вероятно. Он располагал к себе людей; это было одним из проявлений его обаяния.

Прямо как его сестра, только та, наоборот, всех отталкивает.

Ава осмотрела ряды сидящих, усилием воли стараясь не заплакать. Хотя ее глаза и были скрыты под темными очками, которые она одолжила на время, Ава не хотела проявлять слабость. Только не перед этими людьми.

Этими чужаками.

В церкви было полно старшеклассников, некоторые лица Ава уже видела смеющимися в своих снах. Было странно теперь видеть их плачущими. И лишь лучший друг Алекса, Данте, казался на удивление собранным.

Он сидел рядом с гробом вместе с пятью безымянными, безликими мальчиками, которых Ава видела лишь однажды на турнире по фехтованию.

Данте все время обнимал за плечи свою младшую сестру.

Это Софи.

Алекс говорил, ее зовут Софи.

Ава сидела на дальней скамье позади Наташи, надевшей для конспирации светлый парик с прямыми волосами и огромные темные очки; в таком виде она походила на модель, прилетевшую из Парижа и страдающую от смены часовых поясов. Коулсон же, сидевший рядом с ней, выглядел как Коулсон.

Похоже, по-другому он не умел.