На сей раз телепат сразу не ответил. Вообще-то, он не был уверен, не сможет ли другой эспер заглянуть во внутреннее пространство, в котором осталась плененная Сабина. Тем более, некто столь же сильный, как отец телепатки. Быстро сменяющиеся образы, выкраденные из ее сознания, казалось, подтверждают опасения целителя.

- Не уверен... – ответил Лис наконец.

- Тогда доведи работу до конца.

- Ну прошу тебя...

- Заверши работу до конца. – Молодой был упрямым, что твой осел. – Малдер, если ты чего накосячишь, мы заплатим за это все: я, Карский, его парни и родные. Ты этого хочешь? Мы не можем оставлять за собой ни малейшего следа.

Мундек молчал. Он закрыл глаза, словно засыпал от недостатка сил. И даже не отреагировал на истерический крик, раздавшийся на Рынке через пару секунд.

   

К жужжанию ламп дневного света можно привыкнуть, но вот к их мерцанию – не обязательно. Человек чувствует себя словно в стробоскопе, а через час желает только лишь того, чтобы чертова светящаяся трубка наконец-то лопнула с треском, давая глазам хоть секунду отдыха.

В прихожей морга центральной военной клиники имени профессора Религи[59] таких мигающих ламп дневного света было несколько, никто не морочил ними себе голову, потому что редко кто находился здесь дольше нескольких минут. К сожалению, именно сегодня наступил этот редкий, исключительный момент, и Мариуш Скальский, ругаясь, сколько влезет, торчал под трещащими лампами, желая им как можно быстрее покинуть эту юдоль.

А стоял он здесь, потому что какой-то паяц пожелал лично осмотреть труп, но не соизволил прибыть в договоренное время. Он опаздывал уже на целых пять минут, на четыреста тридцать два мигания и чуточку поменьше тресков. Для человека с синдромом Аспергера[60] подсчет чертовых аномалий был истинной пыткой.

- Еще шестьдесят восемь, и я ухожу, буркнул Мариуш сам себе.

Он терпеть не мог этих ламп, они притягивали к себе его мысли будто магнит, всякий паз, когда он сюда заглядывал, словно бы они были живыми, словно бы черпали из этого удовлетворение.

Последующий треск был уже громче. Скальский вздрогнул. Двери стукнули, впуская в вестибюль четверых мужчин. У двоих, высоких, в безупречно черных костюмах, были наушники в ушах, от них на километр несло спецслужбами. У третьего, тоже высокого, костюм был сшит гораздо лучше, пах он тоже решительно лучше. Последний из вошедших был намного старше своего товарища, и он был ниже всех; носил он светлый пиджак с заплатами на локтях и шерстяные брюки. В отличие от остальных, он не носил галстука. Расстегнутая под шеей рубашка позволяла ему свободнее дышать.