– Я тоже, – признался я.
Они скорее парили, нежели летали, наподобие искр или снежинок. Некоторые оседали на древесных корнях, в высокой траве и на ярких цветах, словно фосфоресцирующая роса.
– У меня когда-то была… подруга, которая мечтала их увидеть, – сказал я и протянул руку, надеясь, что один из них сядет на нее, как бабочка в лепидоптерариуме.
Не тут-то было. Я не мог даже уловить их форму, настолько они были яркими и маленькими, состоящими как будто из одного только света.
«Расскажи мне историю, хорошо? В последний раз».
Я почти слышал тонкий, болезненный, как она сама, голос Кэт.
В конце концов я рассказал ей легенду о Кхарне Сагаре. Это была наша последняя легенда. Я рассказал, как Кхарн Сагара отомстил за смерть матери и гибель своего народа, как стравил Возвышенных друг с другом и стал их правителем. Говорили, что он даже захватил и подчинил себе деймона, но я в это не верил.
Порой я думаю, что Эдуард был прав и бог существует – и издевается надо мной. Иначе почему путь к конечным, ужасным вратам освещают феи Кэт? И почему этот путь идет сквозь легенду, которой я с ней поделился?
«Спи с миром, Кэт, и обрети покой на Земле».
Этот трепетный момент не мог длиться вечно. Спускаясь по грубой лестнице, стараясь не задеть деревянных табличек, подвешенных к ветвям и тории, мы привыкли к волшебным огням. Я не мог ни прочитать начертанные на табличках символы, ни понять их предназначение. Если прежде красота сада не трогала меня, то сейчас я понимал, что любое святилище, любой храм или дворец были лишь безжизненной имитацией того, что могла создавать природа. Колонны были плохим подражанием деревьям, а резные купола и галереи даже близко не могли сравниться с кронами деревьев над нашей головой.
Мы пришли с четкой целью и хотели увидеть все, что получится. Валка первой шагнула на мозаику на дне колодца и вскинула руку. Я начал говорить, но тут же умолк.
– Что-то чувствую, – прошептала она и опустила все пальцы, кроме одного, как будто пробуя ветер.
Я плохо разбираюсь в технике, тем более в нейросетях, с которыми прекрасно знакома Валка. Когда я сравнивал ее с ведьмой, то делал это потому, что в моем представлении между ее наукой и заклинаниями колдуний из древних сказок не было никакой разницы. Для посвященных то, что можно назвать магией, – лишь область знаний. Чародейство Валки мало отличалось от моего умения владеть мечом – просто оно было чуждым для меня разделом науки или искусства, вроде умений схоластов, прославленных способностей маэсколов, генетической магии Высокой коллегии или ужасов, практикуемых Возвышенными. Все их искусство сводится к тому же, что искусство фехтовальщика, – одолеть своего противника.