Я стоял на краю нетронутого луга, где трава была мне почти по пояс. Среди бледно-зеленого моря там и тут белели подснежники и рыжели птицемлечники, распространенные на сотне миллионов планет. Речка, очень похожая на ту, что текла через город Воргоссос наверху, струилась из шлюза высоко в стене и вилась в тени соседнего уступа. Если бы не белокаменный потолок над головой и недвижный воздух, можно было бы предположить, что мы на одной из миллиарда известных нам планет.

– Что это за место? – Валка появилась сзади, держа наготове плазмомет.

– Не знаю, – закусил я губу. – Я ожидал…

– …увидеть какую-нибудь лабораторию, – закончила за меня Валка. – Я тоже.

На лужайке было сумрачно, как и на Лестнице орхидей. Я не понял, зачем их разделили пещерой. Если здесь и водились птицы, то я их не слышал. Лишь вода с шумом лилась из водосброса. Здесь царил полный покой.

Одно дерево, пристроившееся на холмике в конце хоженой тропинки среди травы, было выше других. Я что-то почувствовал. Чем ближе я подходил, тем тревожнее мне становилось, как будто в спину глядели холодные глаза. Мне было к этому не привыкать. При нашей первой встрече Кхарн говорил о деревьях. Деревьях жизни и познания, растущих в глубинных уголках человеческой души. Я представил, что передо мной как раз такое дерево – или дерево Мерлина, у которого Сид Артур нашел просветление. Я шагал к нему с мечом в руке. В его сени лежал большой неотесанный валун, почти плоский и достаточно крупный, чтобы на него мог усесться аскет.

Рядом, на деревянном подносе, стоял старинный чайный сервиз из белого фарфора, какой можно было найти у любой крестьянской семьи в Империи, и две столь же неприметные чашки. У подноса лежала доска для друажи с аккуратно расставленными фигурами и пара длинных палок с обломанными веточками. Я встал и прислушался. Мне показалось, что я слышу невидимые голоса среди ветвей, как будто само дерево шептало мне, и волосы на моих руках, даже под шинелью и туникой, встали дыбом. Я заметил змеиными языками свисающие с ветвей молитвенные таблички, постукивающие друг о дружку в полном безветрии.

– В чем дело? – спросила отставшая Валка.

Я припал на колено и дотронулся до чайника:

– Кто-то только что был здесь.

– Что-что?

– Чайник теплый, – ответил я, не убирая руки.

Не могу сказать, что именно за звук я услышал. Вздох? Шарканье ног? Камушек, скатившийся по корням огромного дерева? Быть может, это был лишь результат умственного напряжения, которому я был подвержен еще со времен Боросево. Оно помогало понять, когда ты не один. Я обернулся и вгляделся в ярды пронизанной корнями земли, впитывая каждую точку и каждый звук в поисках того, кто заставил меня насторожиться.