Здесь было иначе.
Я оперся рукой на арку, чтобы восстановить равновесие – не физическое, а душевное, потому что меня вдруг охватило невероятное волнение. В глаза как будто ударила ослепительная вспышка. Я услышал шум грома и голос, зовущий из пустыни моей души:
Ты. Ты. Ты пришел, пусть и не знаешь зачем.
Ты.
Ты.Ты.
Ты.Ты пришел, пусть и не знаешь зачем.
Ты пришел, пусть и не знаешь зачем.Я обернулся, но Валка и остальные не подавали виду, что что-то услышали. Калверт успел спуститься вниз и теперь мычал свою древнюю колыбельную, как будто вокруг никого не было. Старинные фонари зажглись при его приближении, словно угольки последних звезд во Вселенной на высоких столбах. Арка под моей рукой пошевелилась. Поползла. Я отпрянул; на всей ее поверхности появились светящиеся, как крошечные звезды, и твердые, как наконечники копий легионеров, точки. У меня перехватило дух. Я подумал, что это какое-то оружие, и занес меч. Огоньки вдруг сорвались с места и золотым созвездием принялись кружить вокруг меня.
Это оказались простые светлячки. Они взмыли во тьму пещеры, поднимаясь вверх, будто звездная пыль, будто вечерняя заря, явив ночное небо – и черное море внизу – во всем их великолепии.
– Злоумышленник, хватит тратить время! – прошипел Калверт. – За мной!
Мне вдруг представилось, как Калверт швыряет меня в ледяную пучину и как от шока у меня останавливается сердце.
– Вы обещали отвести нас к машине Кхарна! – крикнул я с вершины волнореза. – А это океан!
Я на миг вспомнил оракула Яри, чьи видения даровали обитавшие в темных водах существа.
– Вы что, ожидали увидеть банки памяти? Кассеты? Кристальные хранилища? Жесткие диски и кремний? – Возвышенный издал похожий на смешок звук. – Что за темный человек! Вы – темный человек. Спускаетесь или нет?
Валка и дети Кхарна присоединились ко мне у арки. В свете редких фонарей и светлячков я видел, как обеспокоены их лица.
– Присмотрите за ними? – попросил я Валку. – Они единственное, что не дает химере нас убить.
– Уже присматриваю, – ответила та. – И знаю.
– Конечно, – невольно улыбнулся я, поняв, что наивно забыл, с кем говорю. – Простите.