— Всё равно на улице.
— Здесь, мягко говоря, мало прохожих.
Под окнами и впрямь царило безлюдье и безмолвие: сквозь мостовую проулка пробивалась трава, из-под ворот выбегал ручей, чей источник прятался на нижних уровнях монастыря. Рыжая вода пересекала проулок, журча между низкими заборами древних, пустых особняков, уцелевших лишь потому, что занятая ими земля считалась бесполезной, — за ними, в зарослях боярышника и черёмухи, в километре от монастырской стены, скрывался барьер. Никто не хотел жить и работать поблизости.
— Надень форму.
— Я тут главный, нечего мне приказывать, — Кампари улыбался, чтобы не плеснуть кипятком ей в лицо.
Он выдавал желаемое за действительное. Отдел Внутреннего Контроля, который Валентина вот-вот возглавит, для того и существует, чтобы проверять на вшивость всю Агломерацию, включая командование. Кто после этого главный — большой вопрос. Впрочем, нет, не вопрос: расстановка сил ясна как день.
— Надень форму.
— Не понимаю, о чём ты. Командорской формы не существует, — Кампари хихикнул. — Я её отменил.
— Но весь Центр ходит то ли в пальто, то ли в пиджаках, несовременных и непрактичных, — она хлопнула ладонью по столу, кофейник жалобно звякнул. — Даже в моём отделе нашлись желающие радикально сменить облик. И всё из-за тебя!
— Вот пусть эти жертвы моды и варятся вкрутую! — взорвался Кампари. — А я залезу в сюртук, когда погода испортится. Кстати, именно так раньше назывался «то ли пиджак, то ли пальто».
— То, что надето на командоре — уже не мода, а правило!
— Опять превращаешь моё личное дело в общественное.
— Нет у тебя личных дел.
Кампари посмотрел на крыши и заросли. Нет у него личных дел. Ни у кого их нет. Агломерация много лет варится в собственном соку, и бежать отсюда некуда.