Твердых планов нет. У меня есть идея, которую я все еще обдумываю, и если через пару месяцев она выкристаллизуется, я могу ее подать на рассмотрение.
С Плэгасом вы разобрались, но есть ли какие-нибудь другие персонажи, заслуживающие такого же глубокого исследования – о которых мы либо мало знаем, либо в их биографиях есть пробелы, которые стоило бы заполнить?
С Плэгасом вы разобрались, но есть ли какие-нибудь другие персонажи, заслуживающие такого же глубокого исследования – о которых мы либо мало знаем, либо в их биографиях есть пробелы, которые стоило бы заполнить?Есть, но я не хочу об этом говорить. (Смеется.) Не хочу, чтобы кто-то другой перехватил эту идею.
Мэтью Стовер ТЕНЕБРУС: ПУТЬ ТЬМЫ
Мэтью Стовер
ТЕНЕБРУС: ПУТЬ ТЬМЫ
Рассказ-приквел к роману Джеймса Лусено «Дарт Плэгас»
Перевод с английского: Basilews
Умирать, с легким удивлением отметил Тенебрус, не просто приятно, а прямо восхитительно. Если бы он только знал, каким чудесным окажется этот процесс, то не ждал бы десятки лет, когда глупый Плэгас прикончит его.
Поэтому, несмотря на острые камни, пронзившие его легкое и не дававшие дышать, Тенебрус улыбался. Его тело билось в конвульсиях, рефлекторно протестуя против погружения в вечную ночь. Системы органов отказывали одна за другой, чтобы сохранить хотя бы немного света и жизни в обширном лабиринте его мозга – массивного даже по меркам битов, славившихся своим интеллектом, – но больше всего Тенебрус наслаждался постепенным исчезновением своих мидихлориан. Его Силовое восприятие было даже более чувствительным, чем огромные глаза с их увеличительной способностью; с помощью Силы он чувствовал, как один за другим уходят в небытие мидихлорианы. Наползающая стена тьмы напоминала приближение корабля, заслоняющего звезды своим силуэтом.
Или падение за горизонт событий черной дыры.
Ах, тьма. Наконец-то тьма. Та самая тьма, о которой он мечтал. Тьма, пришествие которой планировал. Тьма, бывшая его единственной настоящей любовью. Тьма, именем которой он называл себя[57].
Разве он не темный владыка Тенебрус?
Его зрение постепенно потускло. В ушах раздался гул ветра, похожий на статический шум в синтезаторе речи, и наступила тишина. Теперь бьющаяся в конвульсиях плоть ощущала только, как дробятся и крошатся кости под массой камня, а сознание медленно гаснет от удушья: пробитое в нескольких местах легкое давало лишь небольшую часть того объема кислорода, который требовался огромному мозгу бита.