Чтобы не упасть, оперся рукой о заваленный бумагами стол. Ноги подсекались, как если бы в них разом лопнули все сухожилия. От пальцев на белой бумаге пролег жирный красный след.
То, что находилось в кресле, Фростом уже не было. Бесформенный обломок черепа, без лица, в лохмотьях кожи и тканей, каким-то чудом державшийся на шее. Вмятая, расплющенная грудная клетка с вывернутыми наружу кусками ребер, словно она взорвалась изнутри, и левое плечо с совершенно уцелевшей рукой… Все остальное обратилось в комья окровавленного мяса.
И повсюду, даже на потолке — брызги крови.
В дальнем углу снова послышалось негромкое постукивание.
Заледенев от ужаса, Костя буквально отодрал взгляд от кресла и медленно переместил его на источник звука.
Серая пчела возилась в герметическом керамитовом боксе. Ей было тесно. Она негромко шуршала крыльями, нервно перебирала передними лапами, стучала коготками по прозрачной, в кровавых потеках, стенке.
Костя попятился к выходу, лихорадочно отирая пальцы о свитер, не имея сил повернуться спиной ко всему этому кошмару.
Кто-то разглядывал его. Пристально, тяжело, примериваясь к нему как к очередной жертве.
Но в каюте никого не было. Лишь останки Фроста, пчела, да еще неподалеку от бокса громоздилось знакомое чучело стрелохвоста с угрожающе воздетыми клешнями. Клешни были сомкнуты, с них свисали какие-то спутанные лохмы.
Костя захлопнул дверь. Прислушался — тишина. Он привалился к двери, с несообразной силой сжимая пальцами ее рукоятку.
— Нет. Нет…
Смертельный холод сменился выжигающим все на пути жаром, который толчками поднимался из самых недр души и никак не мог вырваться на свободу. Какая-то невидимая преграда, перепонка мешала ему. Костя стоял, с овечьим смирением прислушиваясь к этому клокотанию внутри себя. Сознавал, что нельзя теперь вот так просто стоять и ждать, что произойдет с ним, вокруг него или на значительном от него удалении. Что не осталось ни крохи времени на переживания, и нужно действовать, действовать, действовать…
Он вдруг обнаружил, что в такт этим внутренним толчкам давно уже бьется затылком о стену и не имеет воли прекратить эту бессмыслицу.
— Не-е-ет!..
Вот и случилось то, чего он ждал.
Ничего уже не изменить, не исправить, не переиграть. Ничего уже не будет по-прежнему. Через неразрывность времен пролегла трещина. Между прошлым и будущим, через настоящее. И каждое новое мгновение вонзается в нее очередным клином. Взломанный улей… пчела в прозрачном узилище… уничтоженный Фрост… Это необратимо, это навсегда.
Но что следом?..