Вместо того, чтобы залезть в «иглу», Кратов побрел на посадочную площадку, где придушенная бурая трава еще хранила очертания корпуса корабля. Ощутив на себе привычный тусклый свет «пепельного дня», она понемногу — сначала неуверенно, а потом все скорее — распрямлялась, будто спешила позабыть о так досаждавшей все это время темной громаде. Вокруг разносился смутный шорох от трущихся друг о друга жестких стеблей и листьев…

На душе у Кратова было тревожно. Не так часто в жизни он оставался на планете без корабля. Его вдруг покинуло ощущение спасительного борта, клочка родного, привычного мира, в котором можно укрыться от опасностей хотя на деле ох как не всегда такая защита по-настоящему защищала! Звездоход без корабля все равно что голый среди льдов… «Тоже мне, сравнил, — подумал Кратов. — Ну что сделается звездоходу на морозе, даже если он нагишом? Напряг воображение, сочинил себе знойный южный берег, и вот уже пар от тебя валит, и от босых пяток проталины. Здесь что-то иное. Нагота души…»

Он на минуту отрешился от собственных переживаний и представил, каково сейчас Биссонету. Это вынудило его повернуть с полпути и поспешить в «иглу».

Ксенолог, нахохленный, как петух на насесте, сидел в углу и смотрел застывшим взглядом на панель приемника. Казалось, он и не видел ничего, погруженный в свои обиды. Впрочем, лицо его, слегка осунувшееся и благодаря демонической бородке заострившееся, выглядело успокоенным. Он покосился на вошедшего, но ничего не сказал. Кратов тоже проглотил заготовленный было вопрос по поводу того, не было ли вестей от Дилайта, и молча угнездился в противоположном углу.

— Нельзя ли сопеть потише? — нервно осведомился Биссонет.

Кратов стиснул зубы.

— Можно, — сказал он.

— И перестаньте шуршать. Совершенно нельзя сосредоточиться…

— Это не я, — проговорил Кратов.

Пошарив на груди, он извлек и поставил перед собой песочные часы. Горка в нижнем полушарии почти не прибыла. Биссонет брезгливо следил за его движениями.

— При чем здесь часы? — спросил он. — Их я не слышу. Это вы возитесь и шуршите своим рубищем. Будто вас кусают… насекомые.

— Потерпите, — сказал Кратов. — Только три часа, даже меньше. Потом будете похваляться перед знакомыми, что провели пол-суток в клетке с ужасным, кровожадным убийцей-плоддером и вышли победителем. В нравственном, разумеется, смысле.

— Ваш юмор оставьте при себе. Меня он не очаровывает.

— Ваше презрение меня тоже не обжигает…

— А как же пирофобия? — сощурился Биссонет. — Или это тоже одна из ваших фантазий, вроде дольмена или сигнал-пульсатора?