– Да, пожалуй, нет.

Себастьян взял со стеллажа альбом долгоиграющих пластинок бетховенских виолончельных сонат. И только подумать, что через несколько веков их начисто искоренят. Венская Библиотека затребует и получит исчирканные поправками нотные листы, с огромным трудом переписанные Бетховеном с последнего издания партитуры. Да и сам Бетховен, он ведь тоже оживет; из его могилы раздастся испуганный голос. Но для чего он оживет? Чтобы искоренить массу прекрасной музыки. Кошмарная, если подумать, судьба.

– Хочешь, поставлю? – спросила Энн Фишер.

– Хочу, – кивнул Себастьян.

– Вот эта мне особенно нравится.

Она поставила самую раннюю пластинку, сочинение номер пять; и сперва они слушали молча, но буквально через пару минут Энн Фишер стала проявлять нетерпение, видимо, сидеть и внимательно слушать было не в ее духе.

– А как ты думаешь, – спросила она, встав с места и расхаживая по гостиной, – эта самая инверсия, она навсегда? Или потом вернется нормальное время?

– Я очень на это надеюсь, – сказал Себастьян.

– Но ведь сам–то ты выиграл. Ты же был мертвым, верно?

– Неужели это заметно? – ощетинился Себастьян.

– Не обижайся, пожалуйста, но тебе же под пятьдесят, и отсюда все следует. Так что жизнь твоя удлинилась, превратилась фактически в две полноценные жизни. Ну и как тебе нравится эта? Больше, чем первая?

– Все хорошо, но только с женою проблемы, – откровенно признался Себастьян.

– Она у тебя что, совсем молодая?

Не отвечая, Себастьян снял с полки томик английской поэзии семнадцатого века в переплете из меха венерианского сноффи.

– А ты любишь Генри Воэна? – поднял он глаза на Энн.

– Это он написал стихотворение про то, как видел вечность? «Однажды в полночь вечность видел я»[24].

Полистав немного томик, Себастьян сказал:

– Эндрю Марвелл, «К стыдливой возлюбленной». «Но за моей спиной я слышу, мчится крылатая мгновений колесница; а перед нами – мрак небытия, пустынные, печальные края»[25]. – Он порывисто захлопнул томик. – Я видел эти края, вне пространства и времени; я видел вещи столь огромные…

Он замолк, находя бессмысленным обсуждать свою загробную жизнь.

– Я думаю, ты просто хочешь поскорее затащить меня в постель, – сказала Энн Фишер. – Заголовок стихотворения – я, как говорится, поняла намек.